Как умирала Вера

– А сложно ли пропасть без вести в Москве? И искать ее особо некому – такая же одиночка, как и сестра. К тому же личность не медийная, это нам только на руку. Конечно, можно было бы использовать тот же способ, что и с Верой, но, во-первых, он более долгий, а во-вторых, есть вероятность, что именно клиническая смерть дает такие странные последствия.

– Раньше такого не случалось.

– Раньше и такой состав не применялся. Больше я не вижу причин таких последствий.

– И как же ты планируешь заманить ее сюда?

– Завтра в полдень ее встретит машина «от юриста» и привезет сюда.

Пахом понимал, что «сюда» – это в один конец. И не важно, какой в итоге будет расклад. Но перечить Фишеру и осуждать его намерения он не стал, только спросил:

– Как Элла восприняла новость?

– Она еще спит. Мне пора к ней – надо быть рядом, когда она очнется. Главное то, что я сегодня досконально продумал запасной вариант. А про Веру расскажу все как есть. Тут действительно винить некого.

– Пока ты не ушел, может, выдашь препарат? Люди ждут.

– Конечно-конечно. Зови всех по одному.

– Тогда я крайний в очереди? – уточнил Пахом.

Фишер все это время увлеченно рассматривал какие-то бумаги. Не отрывая от них взгляда, он небрежно ответил:

– Да, крайний. Приходи завтра. В полдень.

– Но у меня по плану прием сегодня вечером, – заволновался Пахом.

– Ничего страшного с тобой за это время не случится. Получишь завтра и сразу же примешь.

– Ты же сам всегда обращал внимание на необходимость строгого соблюдения графика.

– Я все сказал. – Герман наконец поднял на него внимательный пронизывающий взгляд. – Еще вопросы?

– Нет.

Пахом не был дураком. И Фишер тоже. Оба видели друг друга насквозь, и этот разговор был лишь ширмой, театральной постановкой.

Герман неспроста посвящал Пахома в свои планы. Он собирался раз и навсегда разобраться, на чьей стороне его старый сподвижник, и выбрал довольно изощренный способ проверить его преданность, никак не вредящий Пахому, если тот не задумает учинить бунт. Он щедро предоставил ему последний шанс поступить правильно.

Пахом понял и принял игру. Он уже давно ходил по краю фишерского терпения и сам удивлялся, что ему все еще сходят с рук его наглость и прямолинейность. Своим поведением сейчас шеф говорил ему: «Оставайся в рядах, и будешь жить, свернешь – умрешь». Невозможность принять препарат в срок – это самый отрезвляющий прием, который помогает расставить приоритеты раз и навсегда. Только сейчас Пахом не был уверен, что этот прием сработает.

Все было бы куда проще, если бы он мог связаться с Даной и предупредить ее, чтобы она даже носа в Москву не совала. Но на момент их быстротечного поверхностного знакомства в этом, казалось, не было никакой необходимости. Напротив, он испытал облегчение, когда женщина ушла и у него пропал соблазн выложить ей всю правду о сестре. После звонка Фишера, который последовал незамедлительно, тревога обуяла его несчастную душу снова. И не зря.

Выходит, теперь его жизнь зависит от того, примет ли он роковое решение перехватить завтра в полдень Дану на вокзале. Конечно, под вопросом и время, и место. Есть вероятность, что Дана прибудет самолетом. Но независимо от исхода этого рискованного мероприятия он больше не получит свою долю иммунодепрессантов никогда. Это будет последняя проверка от Фишера, которую он провалит, подписав себе смертный приговор. Так стоит ли рисковать, если вероятность успеха ничтожно мала?

Остаток вечера Пахом провел в соцсетях, безуспешно пытаясь отыскать там Дану. Потом вспомнил про Антона и уже глубокой ночью направился к его дому – вероятно, он знает, как с ней связаться.

Но на что он надеялся? Что именно в это время Верин возлюбленный будет проходить мимо? А почему нет?.. Или есть еще абсурдный вариант – пройтись по всем квартирам двенадцатиэтажной башни. По сути, не так уж и много… Пахом колебался, сидя в машине с включенными фарами, пока сон не сморил его.

Проснувшись утром, он понаблюдал за подъездом еще пару-тройку часов и, снедаемый чувством вины за малодушие и нерешительность, отправился на Ленинградский вокзал.

У него не было четкого плана. Кроме того, он скорее всего навсегда лишился препарата. Теперь ему представится отличная возможность убедиться в его необходимости. Или – один шанс на миллион – он выяснит, что его тело исцелилось и может существовать без поддержки медикаментов. Наивно было надеяться на это, но Пахом пережил ночь без препарата, а голова его все еще на месте. Немного кружится, но это от голода. Страдалец свернул в ближайший «Макавто».

Он пережил сложнейшую операцию, получил тело, о котором любой несчастный с таким же недугом, как у него, мог только мечтать, и все ради чего? Чтобы работать в морге, шататься по забегаловкам и не в меру пить. И попутно помогать гробить полноценные счастливые жизни. Пахом ежеминутно наслаждался своим физическим состоянием, но до идеальной жизни было еще далеко. Его мечты о медицинской практике останутся мечтами. Можно только надеяться, что он сейчас жертвует будущим и жизнью не просто так.

А может… А вдруг все-таки пронесет?..