– Как это за убийство?.. – губастый Нюрин рот в поисках глотка воздуха широко раскрылся, глаза налились кровью. – Вы что ж это: если власть, так всё можно? Управы уж нет? У девки дитё больное в доме, без мамки не засыпает, а вы её, безвинную… Списать, что ль, больше не на кого?! Да я по всем прокурорам пройду!..
– Ваша дочь сама призналась в убийстве, – Лукинов положил на стол протокол допроса подозреваемого. Перевернув, отчеркнул пальцем строчки признания.
Нюра непонимающе посмотрела на следователя, прищурившись, склонилась над текстом. Тяжко разогнулась. – Без очков я…Ой, дурища девка! Ой, дурища! – запричитала она. – Головой в омут!… Или, може, пытали?
Лукинов хладнокровно заверил, что ни пыток, ни насилия не было.
– Тогда чего ж на себя наговорила? Нюра посребла голову. – Валька не убивала, – объявила она решительно. – Это всё наша карельская порода. Можете мне поверить. Лукинов усмехнулся. – Какая ж вам вера, если вы, чтоб дочь выгородить, соврали, будто она ночевала у вас, когда на самом деле она была в Туле? – Так я разе про убийство соврала? Кто ж тогда такое мог подумать?..Это всё из-за пачкуна.
Следователи выжидательно подсели поближе. Нюра заколебалась:
– Вкрутит мне после Валька, что без разрешения…Ну, да не о том нынче страх. Пачкун – это ейный городской хахель. Она ещё раз прервалась. Задумчиво огладила распухшее колено правой, выставленной вперёд ноги. Наконец решилась. Через год после поступления в политехнический университет Валентина забеременела. Как ни настаивала мать, как ни грозила отходить дрыном, имени отца ребёнка дочь не назвала. Объявила только, что тот ни в чем не виноват, вроде, как сама напросилась, и даже забеременела помимо его воли. Поэтому, мол, никаких претензий. Так и родила матерью-одиночкой. А после растила у родителей недоношенного, болезненного сына. При этом денег вечно не хватало, дочь в поисках заработка сбивалась с ног. А таинственный отец – которого Нюра иначе как пачкун не величала, – мало что ни разу не удосужился приехать глянуть на дитё, так и материально не помогал. При этом и с дочерью не порвал. Как у них ныне говорят, – дружат. И, видать, что прилипла к нему накрепко: тот свистнет по телефону – эта всё бросает и бежит. Изредка то с той, то с другой стороны Нюра подступалась к дочери с разговорами об алиментах. Но всякий раз дело оборачивалось криком. Де– не твоего ума, сама всё знаю! Лучше его в мире нет. Будешь лезть, заберу ребёнка, уйду из дома. Отступалась, конечно. Видела, что дочь полностью под влиянием пачкуна. Сначала думала, что такой же бедный студент, как и дочь. Но потом, когда туберкулёз обнаружили и без денег совсем зарез стало, – взяла грех на душу, порылась в тайне от дочери в её записях, нашла бывших подружек по общежитию, повидалась. Они-то пачкуна и обнаружили. Действительно, оказался ихний бывший однокурсник. Только никакой не бедный, а, наоборот, из богатеев. Отец – антиквар.
Заманский помертвел.
– Лев Плескач? – подсказал Лукинов.
Нюра сбилась.
– Отчего Плескач? Плескач – это ж который покойник. Порехин егонная фамилия. Савелий. Они его все Савкой зовут.
– Не путаешь? – Лукинов нахмурился.
– Чай, не поленом ушибленная, – обиделась Нюра.
– Почему на него думаешь? – А тут и думать нечего. Я ж с ним виделась. Пачкун завилял, что вроде как женатый. Но я пригрозила, что если на дитё не поможет, так на весь свет ославлю. Он тут же на попятный, что вроде вот-вот появятся деньги и тогда заплатит. Валька после сильно на меня истерила, – де-как посмела. Но вскоре и впрямь позвонил ей, вызвал в город. Сказал, будто раздобыл деньги на пацана.
– Значит, считаешь, что дочь отравила Плескача по указке Савелия? – подсказал Лукинов.
– С чего это?! – Нюра возмутилась. – Ты как себе это представляешь? Валька, конечно, оглашенная, не без того, – такая уж наша карельская порода. Поленом в сердцах зашибить может. Но чтоб вот так втихую… Говорю же, наговаривает на себя, пачкуна прикрывает. Может, оттого, что денег на ребёнка обещал, а может, из жалости. Присохла к нему, дурища, уж так присохла! А я с дитём, получается, страдай!
Она подобрала губы, требовательно посмотрела на Лукинова.
– Вот что, везите меня к ней. Вам, може, по упрямству не скажет. А я её, профуру, так отхожу, что враз поумнеет.
Она погрозила клюкой. Следователи переглянулись, и, не сговариваясь, согласно кивнули.
16
Но выйти из здания следственного комитета тотчас не удалось.