Как спасти жизнь

Сейчас я стараюсь не использовать наркоту так часто, но она по-прежнему остается моим запасным вариантом, бодрящим, успокаивающим, снотворным. В те недели, когда я сдаюсь, я держусь подальше от «Анонимных наркоманов».

Но я знаю, что могу обойтись и что жизнь без наркотиков лучше. После Индии, где я не принимал ничего сильнее имодиума, все встало на свои места впервые со времен Sixth Form. Я вернулся домой с целями, уверенностью в себе и с девушкой, которая согласилась выйти за меня замуж. Все это произошло потому, что я вернулся домой чистым.

Так что я снова чувствую себя грязным, когда принимаю диазепам и лежу, ожидая, когда он подействует. 2005 год будет другим. Должен быть.

25 декабря 2004 года 36. Джоэл

Я влюблен по уши и считаю часы до окончания смены Керри.

Летом моя мама устроила в нашем доме фотосессию для специального праздничного мероприятия интерьерного журнала, и частью сделки было то, что она получила гирлянды, сделанные из лучшей скандинавской брусники, высушенной вручную эскимосами – или что-то в этом роде. Мы с папой единодушно посмеивались над этим.

Но я положил одну из них в свой рюкзак вместе с бутылкой безалкогольного шампанского. В киноверсии сегодняшнего дня я собираюсь подарить их розовощекой Керри в наушниках, пока на берегу моря фотогенично падает снег.

В действительности, когда я жду у диспетчерской «Скорой помощи», погода туманная и серая. Но кое-что я представлял себе правильно. Сразу после семи Керри выходит из здания вместе с коллегой. Она поднимает глаза и, когда видит меня, ее глаза расширяются, а щеки становятся пунцовыми.

Она что-то говорит идущей рядом женщине, но ее взгляд не отрывается от моего лица, и она направляется, а затем бежит ко мне. Мы целуемся так, будто прошли недели с тех пор, как мы видели друг друга в последний раз, хотя прошло меньше двадцати четырех часов.

– Эй, вы двое, снимите номер! – кричит коллега, смеясь. – Счастливого Рождества, Керри. Увидимся сегодня вечером, если сможешь оторваться.

Керри не отвечает. Такое чувство, что здесь только мы вдвоем. Мы целуемся и целуемся, я не знаю, длится это две минуты, или десять, или…

Она отстраняется, и мое сердце, кажется, останавливается. Боже, она прекрасна.

– Я не хочу идти домой, – шепчет она.

– Хорошо, потому что тебе не нужно этого делать.

Ладно, ей придется. Но чуть позже. Тим ждет дома с праздничным бранчем-«сюрпризом», она видела шампанское в гараже. Несмотря на то, что она решила уйти от него, она не хочет делать это в Рождество. Слишком жестоко.

Мне не кажется менее жестоким сообщить ему об этом в день подарков, но Керри не поддается на уговоры. Поцелуй в моей машине после встречи с Coasters прорвался сквозь всю ложь, которую мы говорили друг другу.

Ну, почти. И несмотря на то, что я хотел бы рассказать Керри о своей ошибке с Зойи, сейчас уже слишком поздно. Никто больше не знает об аборте, и я не могу позволить этому разрушить мое будущее.

Я бегу, и Керри бежит за мной, хватаясь за нелепую гирлянду, которую я обернул вокруг талии. Мы направляемся к набережной, как это всегда делают брайтонские дети. На пляже группа морских пловцов собирается у береговой линии, готовясь к ежегодному рождественскому заплыву.

– Как тебе? – интересуюсь я.

Керри качает головой.

– Ни за что. Но… – она выразительно смотрит в сторону Дворцового пирса.

– Он закрыт на Рождество.

– Тем лучше, – она бежит к заграждениям мимо закрытых ставнями киосков с хот-догами и сахарной ватой. Пока я раздумываю, она поворачивает вправо. И исчезает.

Я иду к проходу.

– Давай, ты можешь проскользнуть сюда… – она протягивает руку и помогает мне пролезть через узкую щель. Я никогда раньше не видел пирс совершенно пустым. Керри, пританцовывая, двигается взад-вперед по дощатому настилу. Я догоняю ее, набрасываю на нее лассо из гирлянды и обнимаю. Я целую ее, а между досками под нашими ногами – гладкое серо-зеленое море. Вдалеке головы безумных морских пловцов в шапочках подпрыгивают на волнах, точно мячи.

Я наливаю шампанское в пластиковые стаканчики. Мы пьем его, глядя на Хов и Шорхэм, а за ними – край света. Нам по двадцать два года. Мы совершали ошибки. Нет, я совершал ошибки, ужасные ошибки, но я не должен быть вечно наказан за них.

– Поцелуй меня еще раз, пожалуйста, – просит она.

Я поворачиваю ее лицо к себе, и на этот раз это киношный поцелуй, нежный и медленный, оправдывающий изменения, которые за ним последуют.

– Я должна идти, – с сожалением произносит она.

– Завтра все начнется сначала.

Она вздрагивает, как будто уже проигрывает эту сцену в уме.

– Это будет неприятно – разорвать отношения после стольких лет. Я была с Тимом… три четверти своей жизни, если считать, как долго мы были друзьями…

– Чем дольше ты будешь оттягивать, тем сложнее тебе будет.

– Ты прав, – она берет меня за руку, и мы идем обратно к турникетам на пирсе. Она перелезает первой и снова протягивает мне руку, чтобы помочь. Пересекая эту границу, мы возвращаемся к реальной жизни, но всего лишь на двадцать четыре часа.