Как спасти жизнь

Одна из акушерок высовывает голову из-за двери.

– Кому из вас двоих нужен пациент со сложными потребностями для вашего учебного портфолио?

Лора пожимает плечами.

– У меня уже записано целых два.

– Значит, ты, Тимми? Девушка в третьем отсеке угрожает уйти. Посиди с ней и убедись, что она этого не сделает.

Я смотрю на ряд чаев.

– Ей можно пить и принимать пищу?

– Да, чай мог бы заставить ее замолчать на некоторое время.

Я выхожу вслед за ней.

Голос Зойи эхом разносится по коридору.

– Кто-нибудь видел мои туфли? Неужели какой-то ублюдок украл их? – ее речь звучит гораздо менее приятно, чем в разговоре с консультантом.

Я протискиваюсь плечом сквозь щель в занавесках, держа по кружке в каждой руке.

– Я поищу твои туфли через минуту, Зойи. Не хочешь сначала выпить кофе или чай? У меня есть и то и другое.

Она смотрит с подозрением.

– Ты вообще кто?

– Привет. Я Тим. Я студент-медик.

– Не получится у тебя посмотреть, как я рожаю этого ребенка.

Я пожимаю плечами.

– Это справедливо. Однако предложение чего-нибудь выпить все еще в силе.

– Чай. Потом я уйду отсюда.

Я указываю на стул рядом с ее кроватью.

– Могу я спрятаться здесь с тобой ненадолго? Иначе акушерки заставят меня выносить судна.

– Они выглядят как настоящие сучки.

– На самом деле они действительно хорошо относятся к пациентам. Просто студенты-медики занимают самое низкое место в иерархии во всей больнице.

– Ниже, чем наркоманское отребье?

Я не знаю, как ответить: это то, чему нас не обучают. Я потягиваю свой кофе и размышляю, что я напишу об этой встрече. Мы должны вести учет сложных случаев и анализировать то, что узнали.

Я в основном узнаю́, что не умею вести светскую беседу.

Я оглядываю занавешенное пространство в поисках чего-нибудь, за что можно было бы зацепиться. Обычно на прикроватном столике что-то лежит: или записка «Выздоравливай!», или открытка от семьи «Поздравляем!», или книжка с кроссвордами, в которую можно погрузиться. У Зойи здесь нет никаких личных вещей. Ее тело предлагает единственные очевидные темы для разговора: как давно ты начала употреблять тяжелые наркотики? Ты причиняла себе вред в последнее время? О чем, черт возьми, ты думала, когда забеременела?

Даже я знаю, что все это не считается светской беседой.

– И что же самое ужасное ты видел с тех пор, как начал учиться на врача?

Я улыбаюсь. Почему люди все время спрашивают меня об этом?

– Ты действительно хочешь знать?

– У меня крепкий желудок.

– В прошлом году я ездил в Индию, посетил несколько клиник. В одной был мужчина с гангреной ноги. Когда медсестра сняла повязку, там оказалось больше личинок, чем плоти.

Она явно не впечатлена.

– И это все?! Я видела подобное на улицах, в этом нет ничего особенного. Я надеялась на арбалет, пронзивший чью-нибудь грудь. Или, может быть, кто-то с фейерверком в заднице.

– Велосипедный насос подойдет?

Она смеется.

– Ты пробовал накачать им пациента, чтобы тот лопнул?

– Было бы заманчиво. Возможно, это помешало бы ему в другой раз повторить свою глупость.

Лицо Зойи меняется.

– Значит, ты принимал роды?

– Сам – нет, но с тех пор, как я здесь, три раза присутствовал.

Ее руки сжимают кружку так сильно, что костяшки пальцев белеют.

– И эти роды не входят в список самых ужасных событий? – она встречается со мной глазами, затем отводит взгляд.

Она все еще напугана. Конечно, так оно и есть.

– Это может выглядеть хаотично, но… – я пытаюсь придумать, как успокоить ее, не солгав о том, что ждет впереди. – Это продуктивный хаос. Большинство вещей, которые я видел в больнице – результат того, что что-то пошло не так. Роды – другое. Человеческие тела – женские тела – созданы для этого.

Хотя именно из-за меня у моей матери началась волчанка: она не раз называла меня паразитом.

– Но все же это больно, верно?

– Они не позволят боли выйти из-под контроля.

Она прикусывает губу.

– Мой приятель сказал, что они ничего не дают, если ты употреблял, потому что ребенок и так достаточно подсел на крючок.

– Сказать честно? Я не совсем понимаю, как это работает. Но они сделают все необходимое для тебя и ребенка.

– Ты многого не знаешь, не так ли? Когда ты станешь настоящим врачом?

– В апреле у меня будут выпускные экзамены и, если я их сдам, в августе меня допустят до палат.

– Это чертовски скоро, учитывая, что ты ничего не знаешь.

Я смеюсь.

– Ну прямо сняла с языка. А чем ты занимаешься, Зойи?

– Случайные смены в пабе. Не здесь. Я уже некоторое время живу в западной части страны. Но когда я стала слишком большой, чтобы стоять, я вернулась в Брайтон.

– Ты все еще с отцом ребенка?

Она таращится на меня, и я надеюсь, что она не собирается жаловаться на то, что я задаю неуместные вопросы.

– Ну да. Он только что выскочил за шампанским и самым большим букетом красных роз, который ты когда-либо видел.

Ее голос преображается, и я улыбаюсь.

– Удивительно. Ты говоришь, как член королевской семьи.