Как спасти жизнь

– Я не шутил, когда говорил, что ты красивая, Зойи. И секс… занятия любовью были потрясающими, но мы оба слишком хрупки, чтобы связывать себя обязательствами, верно? – она молчит, и я продолжаю. – Мы все еще можем поддерживать друг друга, но мы не можем знать, что ждет нас за углом, поэтому мы должны проводить больше времени порознь, решать, что мы хотим делать со своей жизнью и…

– Я беременна.

Мое сочувствие ослабевает: лгать об этом – удар ниже пояса.

– Это неправда. Мы всегда предохранялись.

– Если ты мне не веришь, пойди купи тест, и я пописаю на него у тебя на глазах.

В ее тоне есть нотка триумфа, от которого у меня внутри все переворачивается.

– Ты уже сделала тест?

Она кивает.

– Вчера. У меня не было месячных и заболела грудь, поэтому я пошла в центр планирования семьи. Я собиралась рассказать тебе сегодня вечером. Смотри, я купила это. – она лезет в новую сумку, подаренную мной, и вытаскивает дешевого плюшевого мишку, меньше ее ладони. – Это из Woolworth[52], и я купила его в желтом цвете, потому что тогда не будет иметь значения, девочка это или мальчик…

Я выхватываю игрушку у нее из рук.

– Ты не можешь иметь ребенка, Зойи! Это безумие! Ты даже о себе позаботиться не в состоянии.

– Мы заботимся друг о друге, не так ли? Причем совершенно бескорыстно. А ребенок… Это немного преждевременно, я знаю, но такое иногда случается, – она улыбается все той же дерзкой улыбкой, однако ее глаза не встречаются с моими.

– Ты специально сделала это?!

– Нет. Должно быть, презерватив порвался или что-то в этом роде… – но она ужасная лгунья.

– Черт возьми, Зойи. Ты понятия не имеешь, что натворила!

– Ты тоже при этом присутствовал, Джоэл, помнишь?

Я закрываю глаза. Этого не может быть.

– Я не хочу ребенка. Я никогда не хотел иметь детей.

Она улыбается.

– Начнем с того, что все мужчины поначалу чувствуют себя так. Но ты будешь отличным отцом. Ты добрый, терпеливый и…

– Нет, это не так. Я пострадал, ясно? Больше, чем ты думаешь.

– Я видела страдания, Джоэл. Я видела вещи, от которых твой шикарный мальчишеский мозг закипел бы, и я обещаю, что сделаю все для нашего ребенка. И у него или у нее будет детство, которого у меня никогда не было.

Она словно зачитывает сценарий своего любимого сериала.

– Зойи, мы должны остановить это. Я пойду с тобой к врачу, я могу заплатить. Это не значит, что ты никогда не станешь матерью, но ты просто не можешь иметь ребенка от меня.

Кажется, она, наконец, услышала меня. Выражение ее лица становится вызывающим.

– Тогда я сделаю это в одиночку. Но не думай, что я не стрясу с тебя денег, «Агентство по поддержке детей» только взглянет на ваш дом – и у вас не будет выбора.

У меня кружится голова, я дезориентирован. Мне нужно положить конец этому фарсу.

– Они не позволят тебе воспитывать ребенка, ты же понимаешь. С твоим прошлым.

– Мы начнем все сначала. Я чиста уже много месяцев.

– Черт возьми, Зойи! – я задираю рубашку. – Видишь это? – я указываю на бугорок, под которым находится ИКД, линию проводов, все еще чужеродных и гротескных, хотя они были частью меня в течение четырех лет. – Это здесь, потому что мое сердце не работает должным образом. Потому что я, блядь, умер однажды ночью, и только удача позволила врачам вернуть меня к жизни.

Сомнение мелькает на лице Зойи.

– Это из-за наркотиков?

– Нет. Что-то не так с моим сердцем, и они не могут это исправить. Но это может передаться детям. Вот почему я не хочу быть отцом, никогда!

Ее рука касается ее плоского живота. Сейчас она не играет.

– Ребенок может быть болен?

– Есть большая вероятность, что я родился с какой-то патологией, которая заставила мое сердце работать неправильно.

– Нет! Я читала в журнале: его маленькое сердечко уже бьется. Если я буду правильно питаться и брошу пить, у нас все будет хорошо.

Несколько мгновений я пытаюсь представить себя вместе с Зойи. Хотя я не хочу быть с ней из-за того, что произошло, но… Возможно, мы могли бы вдвоем вырастить ребенка, это маленькое существо с сердцем, которое, вероятно, уже бьется?

Сердце, в которое уже встроена мина замедленного действия…

– Я не болел, пока мне не исполнилось семнадцать лет, Зойи. Но потом я заболел так, что моя жизнь превратилась в дерьмо. Вот почему я употреблял наркотики, почему я все еще живу дома со своими родителями. Мы не можем допустить, чтобы это случилось с еще одним человеком. Я тебе не позволю.

Ее лицо сморщивается. Я не думаю, что когда-либо ненавидел себя так сильно, как сейчас.

Пасхальное воскресенье, 11 апреля 2004 года 28. Тим

– Так что же самое ужасное ты видел до сих пор? – спрашивает Мэрилин, разрезая ножом баранину, такую розовую, что на ее тарелке скапливается кровь.

Обед в пасхальное воскресенье с представителями новой родни – и допрос уже в самом разгаре. Кажется дурным тоном спрашивать об этом во время еды, но остальные замирают, чтобы услышать мой ответ.

– Это зависит от того, что ты называешь ужасным. Я мог бы предложить кисты, опухоли, кровотечения…