Как спасти жизнь

– Спайк… Я разваливаюсь… мне нужно… вызвать…

Но он просто перевернулся на другой бок и засопел мне в лицо. Люди проходили мимо, хмурясь, словно мы вошли в церковь посреди похорон и начали ругаться.

Моих похорон?

В краткий момент просветления я осознал, что недовольные люди – моя единственная надежда. Без их помощи я умру.

И неожиданно мне этого не захотелось.

Мне потребовалось собрать все силы, что у меня были, чтобы выкрикнуть то, что легко могло стать моими последними словами.

– Помогите мне. Я, сука, умираю здесь!

Я прихожу в себя в машине «Скорой помощи», трезвее, чем когда-либо за последние месяцы.

– Возвращаешься к нам, милый? – женщина-фельдшер старше моей матери похлопывает меня по руке. – Не волнуйся. Теперь с тобой все будет в порядке. По крайней мере до следующего раза.

Наркан. Должно быть, он. Другие наркоманы с благоговением говорят о его чудесных свойствах. Даже тех, кто перестает дышать и начинает синеть, можно оживить с его помощью.[46]

– Я чувствую себя… – живым. И мне ужасно плохо. – Я хочу быть…

– Хорошо, милый, – произносит она, умудряясь вовремя подсунуть мне картонный контейнер, чтобы не дать рвоте попасть на пол кабины «Скорой», но часть стекает по моей груди.

Я хватаюсь за свою вонючую футболку, пытаясь стянуть ее. Фельдшер делает это за меня, поднимая мои руки и задирая ткань, словно я маленький ребенок. У нее на шее намотана мишура. Я даже не подозревал, что приближается Рождество.

Когда она видит выпуклый бугорок внизу на моем теле, ее глаза расширяются.

– Что это?!

– ИКД.

– У тебя бывает аритмия?

Прежде чем я успеваю ответить, она кричит через люк своему коллеге, чтобы он включил мигалку и сирену и летел в реанимацию, и при этом ругается себе под нос.

– Все в порядке, – бормочу я, хотя на самом деле отчаянно нуждаюсь в дозе: это минус наркана. – Серьезно, я вполне могу уйти.

– Нет, не можешь. Лекарство, которое мы тебе дали, способно вызвать… – ее голос звучит обнадеживающе, но во взгляде явное беспокойство, – …проблемы.

Автомобиль набирает скорость. Звучит сирена. Я снова чувствую приближение…

Вижу родителей. Анта. Керри. Ощущаю их боль.

Пока я жду, когда сработает дефибриллятор или наступит смерть – или и то и другое, – мой взгляд прикован к лицу фельдшера.

Они стабилизируют меня, и впервые мне становится стыдно, когда я вижу раздражение в глазах врачей. Какая же я, черт возьми, пустая трата времени!

Я собираюсь отправиться обратно в Сент-Никс, чтобы снова забить, но что-то меня останавливает.

Для начала: я не хочу умирать. Или, по крайней мере, не так, как сейчас.

Мне хочется навестить Анта, но у его отца случился такой инсульт, что его мама перестала верить в Бога, и мой друг теперь пытается управлять кафе в одиночку. Последнее, что ему нужно – это я со своей жалостью к себе.

Так что я иду домой.

Войдя, застаю папу на кухне. Он замечает мое состояние, но ничего не говорит, и усталость на его лице выглядит как поражение.

– На этот раз я буду стараться усерднее, – произношу я тихо.

Он грустно улыбается, но не верит мне. Даже я вижу, что все очень похоже на день сурка.

Я направляюсь в кабинет и вместо пива выпиваю пинту воды. Включаю отопление, и через несколько секунд моя дрожь прекращается. Я забираюсь под толстый плед на свой диван.

В течение многих лет у меня в голове крутились одни и те же слова: «Я не заслужил того, что со мной случилось».

Но то же самое можно сказать и о том хорошем, что у меня есть. Я не заслужил своих родителей или богатства, которое меня поддерживает. Я не сделал ничего, чтобы заслужить талант, с которым я родился, или свою внешность.

Я действительно заслуженно потерял Керри. Может быть, пришло время принять это и двигаться дальше?

Я ничего не обещаю – даже самому себе. Но я заставляю себя регулярно есть и бросаю пить, и когда мне становится лучше, я снова связываюсь с Антом и предлагаю поработать несколько смен, чтобы помочь ему.

Он, конечно, не уверен во мне, однако, когда кто-то подводит его в январе, я вписываюсь, и постепенно смены становятся более регулярными. Я не ищу Спайка, потому что не доверяю себе.

Я иду домой из «Задницы» после смены в ночь Бернса, когда получаю сообщение.[47]

«ГРИНИ! Я вернулась в Хов. Позвони мне. С любовью, Зззойи».

С ней все в порядке. Тот факт, что у нее есть телефон (и деньги на счете, чтобы написать мне) – хороший знак.

Мне нравится Зойи, жизнь не делала ей поблажек. Я знаю, что мне следует избегать тех, кто все еще употребляет наркотики, зато если она завязала, может быть, мы сможем помочь друг другу.

Я звоню.

– Привет, Зет, я думал, ты умерла.

– То же самое можно сказать и о тебе.

– Только один или два раза. У тебя бодрый голос. У тебя все хорошо?

– Хочешь верь, хочешь нет, но это так, Грини. Хотя скучновато. Хочешь встретиться?

Я называю ей адрес.

Когда она заходит к нам домой, ее глаза, ясные и яркие, расширяются от изумления.

– Я знала, что у тебя водятся деньжата, но это чертовски невероятно!

– Да, я родился с серебряной ложкой…[48]