Как спасти жизнь

Я жду, что она усмехнется, но не могу прочитать ее по телефону. Неужели это ее способ обсудить вопрос о детях после всех этих лет? Я всегда предполагал, что она думает так же, как и я: дети предназначены для других людей.

Однако даже я в этом больше не уверен. Мое первое рабочее место здесь было в педиатрии. Может быть, потому, что это произошло так скоро после смерти мамы, но – впервые я начал понимать, почему у людей есть дети. То, что дети тоже люди, очевидно даже для такого дурака, как я, а вот то, насколько мне понравится возиться с ними, очевидным не было. Их способность приходить в норму и исцеляться так быстро внушала мне благоговейный трепет.

Керри ждет моего ответа.

– Ты, вероятно, не захотела бы заниматься в колледже, который придерживается такого рода устаревших предрассудков, – говорю я, хотя на самом деле динозавры существуют в каждой больнице.

– Я хочу заниматься уже хоть где-нибудь. У меня заканчиваются варианты.

Я стараюсь говорить успокаивающе:

– Ты рождена, чтобы стать врачом!

Она ничего не отвечает. Я приближаюсь к своей берлоге и не хочу, чтобы моя квартирная хозяйка слышала наш разговор, она и так чересчур любопытна.

– Ты же приедешь домой на выходные, Тим? Я бы с удовольствием провела немного времени вместе. Мне… ну, одиноко в бунгало без тебя.

Ее уязвимость ощущается как требование.

– Конечно. Послушай, мы найдем способ уладить это, у нас это всегда получается.

Я говорю это больше потому, что она этого ждет, нежели из-за того, будто действительно верю, что это правда.

Моей квартирной хозяйки нет дома, и это большое облегчение. Моя комната – самая дешевая, какую я смог найти, размером с гроб, и я делю ее с подвешенным скелетом. Хозяйка не медик, и я не осмелился спросить, откуда он у нее в квартире, на случай если ответ вызовет у меня кошмары.

Я открываю сидр – одна из местных привычек, которую я с радостью перенял – и жду, пока алкоголь разольется по телу. Но даже после того, как я прикончил бутылку, я не могу избавиться от ощущения, что упустил нечто важное.

Может быть, виной разговор с Керри. Она заслуживает места в медицинском колледже, но это не значит, что так и произойдет. Количество предлагаемых мест ограничено, и некоторым людям приходится подавать заявку несколько раз. И все же я боюсь, что она больше не подаст заявление, отказ будет для нее слишком тяжел.

Так вот почему я нервничаю? Смерть в отделении тоже потрясла меня, но на этот раз мне не хочется плакать. Я достаю блокнот, который использую, чтобы поразмышлять о своей практике. Иногда это помогает мне справиться с более сложными частями работы.

Пока я пишу, я просматриваю свой обычный список подсказок. Что я сделал хорошо, что я мог бы улучшить? В большинстве случаев я могу перечислить полдюжины ответов на второй вопрос, но недочеты в моей работе никогда не бывают серьезными или непоправимыми. Далее я спрашиваю себя, что сделал бы хороший врач? Этот вопрос бросает мне еще больший вызов. Прагматик во мне знает, что однажды я смогу стать компетентным, но я никогда не смогу представить себя хорошим.

Я прихожу в себя в одно мгновение, мое тело знает, что еще очень рано, прежде чем это понимает мой мозг.

Звуковой сигнал. Дерьмо, дерьмо, дерьмо.

Я вскакиваю с кровати, ожидая почувствовать под ногами гладкий больничный линолеум, но вместо него – ковер, а затем раздается хруст костей, когда моя лодыжка ударяется о висящий скелет.

Какого хрена я делаю дома?! Если это экстренный вызов, я никогда не доберусь туда вовремя и…

Мой телефон вибрирует на полу. Это звонок, а не сигнал.

Я не на дежурстве, все в порядке.

За исключением того, что это скрытый номер, обычно означающий больницу, а ведь еще даже нет шести утра, и…

Черт! Просто ответь!

– Здравствуйте. Доктор Палмер слушает.

– Привет, Тим, слушай, это Фред Дорнан, регистратор из гастроэнтерологии.

Я узнаю его: один из хороших парней. Я никогда не слышал, чтобы он говорил так официально.

– Мне нужно, чтобы ты появился до начала своей смены, в идеале прямо сейчас.

Я сажусь. Снова террористический акт? Прошлым летом в Лондоне прогремели взрывы, но я никогда не думал, что подобное может случиться здесь, в глуши.

– Что случилось? Несчастный случай или…

Он откашливается.

– Нет. Это одна из наших пациенток. Миссис Ломас.

Не представляю пока, о ком он. Только бы не еще одна смерть!

– Что случилось? – спрашиваю я, внутренне холодея.

– У нее анафилактический шок, и это похоже на ошибку в назначении. Нам нужно получить твои показания, прежде чем ты заступишь на дежурство.

Я моргаю. Ошибка в назначении.

– Сейчас с ней все в порядке?

Долгая, долгая пауза, во время которой я действительно вспоминаю ее: женщину лет тридцати с небольшим, перенесшую холецистэктомию. Рядовая ситуация. Я даже вижу картинку: старшая медсестра отчитывает ее детей за то, что они бегают взад и вперед по коридору.

– Не паникуй, Тим. Но мне действительно нужно, чтобы ты приехал как можно скорее.

Это реально происходит.