Как приручить Обскура (СИ)

Единственная одежда, нетронутая Гриндевальдом, нашлась в комнате Реми, в платяном шкафу. Там осталось несколько старомодных костюмов, которые он оставил, покидая дом Грейвзов. Выбирать было не из чего, в любом случае, а белая рубашка, жилет и брюки во все времена остаются рубашкой, жилетом и брюками.

Персиваль стоял у окна, смотрел на белые деревья, позолоченные фонарями. Тихо падал снежок — уже почти рождественский, чистый, мелкий. Слабый ветер игрался с ним, крутил, как бисерную занавеску. Густые сумерки прилипли к стеклу.

— Мистер Грейвз… сэр.

Он обернулся. Тина.

Он знал сестёр Голдштейн лет семь, кажется. Тина сама попросилась к нему в департамент. Да-да, вот эта серая мышь однажды отловила его в переходе с этажа на этаж, упрямо сдвинула брови и сказала, заступив дорогу: «Мистер Грейвз, сэр, прошу прощения, вы видели моё прошение о переводе?.. Я сдала экзамены на аврора, сэр, вот аттестация. Я мечтаю работать в вашем отделе».

В отделе Грейвза мечтали работать многие, но он был разборчив. Присматривался, оценивал, проверял. Поднимал тех, в ком видел потенциал, не дожидаясь выслуги лет. Кого-то ставил в начальники, кого-то — в особые оперативные отряды.

В Тине Голдштейн потенциала не было. Но он разглядел кое-что другое. Храбрость. Одно то, что она, сотрудница какого-то пыльного архива, решила заговорить с ним, тогда как другие чаще всего смотрели ему в рот и повторяли «да, сэр» и «нет, сэр», уже было необычно. А ещё у неё оказалась бульдожья хватка, ослиное упрямство и страстное желание сделать мир лучше.

Он одобрил перевод под своё крыло. Потом пристроил на какую-то скромную должность и вторую Голдштейн. Некоторое время по департаменту ходили слухи, что он спит если не с одной, так с другой, а то и с обеими сразу, но со временем они утихли.

Решение Грейвза было прагматичным. Он ценил лояльность и любил, когда люди находились у него в долгу. Без протекции у Тины не было бы ни единого шанса подняться, она это отлично понимала, так что с первого же дня слушалась Грейвза, как родного отца. Грейвз любил, когда его слушаются.

Про таких начальников говорят — строгий, но справедливый. Он никогда ни на кого не орал. Он всегда был предельно вежлив, даже когда устраивал разнос, и никогда не устраивал его лишь потому, что у него было скверное настроение. Он закрывал глаза на мелкие слабости подчинённых, знал каждого по имени, но никогда не допускал панибратства. Его побаивались, уважали и обожали.

— Садитесь, Тина, — сказал он, отворачиваясь от окна. — Выпьете что-нибудь?..

— Спасибо, сэр. Чаю, если можно, — она неловко улыбнулась и потёрла покрасневшие от мороза руки. — Как… как ваши дела, сэр?..

Грейвз удивился. Вопрос был не из тех, что могла задать такому, как он, такая, как она. Это был личный вопрос, предполагающий, что его дела могут быть не в образцовом порядке. Грейвз предпочитал не приближать к себе подчинённых на расстояние такого вопроса. Даже её, хотя она ему по-человечески нравилась…

Любишь ты привечать сирых и убогих, Персиваль, — вздохнул он. — Хлебом тебя не корми — дай кого-нибудь подобрать, облагодетельствовать, отмыть, чтоб блестело. Искупаться в чужой благодарности. Пойди, что ли, милостыню пораздавай, чтоб попустило…

— Спасибо, Тина, — ровным тоном сказал он. — Всё хорошо. А у вас?

— Меня восстановили в должности аврора, — сказала она. — Наверное, вы уже знаете.

— Да, я слышал. Очень рад, что вы вернулись в отдел.

На серебряном подносе запыхтел чайник, лимон распался на аккуратные дольки, ложечки с финифтью легли на блюдца. Сервиз был старый, прабабкин — белый фарфор, золотая сетка, павлины… Сам ты павлин, Персиваль. Накрыть бы тебя золотой сеткой да свезти в зоопарк…

— Если у вас ко мне какое-то дело, Тина, то я уже вряд ли смогу вам помочь, — он отошёл от окна, сел в кресло и вытянул ноги. Блюдце с чашкой прилетело в руки, два кубика сахара и долька лимона нырнули в чай. — Вам стоит подождать нового директора. Думаю, я не вернусь в Конгресс.

— У меня … это не просьба, — неуверенно сказала она. — То есть, это просьба, сэр, но другого характера, не о том, что вы обычно… Простите.

Она сложила колени вместе и поджала ноги, сев на кожаный диванчик. Красивые колени — круглые, почти античные. Тёплая шерстяная юбка. Странно, что Тина вообще в юбке — она ведь всегда предпочитала брюки. Подчёркивала, что она современная женщина, для которой красота — вторична.

— Я вас слушаю, не стесняйтесь, — спокойно сказал Грейвз, отрываясь от задумчивого разглядывания её коленей. — Я больше не ваш начальник, можно меня не бояться.

— Я никогда не боялась вас, сэр, — Тина охотно улыбнулась, практически гордая своим бесстрашием перед начальством, но быстро согнала улыбку и строго сложила губы. — Я пришла попросить прощения. Я очень виновата перед вами… Сэр.

— Вы?.. — удивлённо спросил Грейвз. — Вы-то когда успели?..

— Конечно, я не очень хорошо вас знала, когда мы работали вместе, — торопливо сказала Тина. — Это понятно, у меня не было случая узнать вас ближе… Нет, я не хочу сказать, что хотела бы…