Как приручить Обскура (СИ)

— Сэр?.. — тонким голосом спросила Лиде.

— Нет, — Грейвз поднял руки, ковырнул узел галстука длинными ногтями.

Поморщился от лишнего напоминания о времени, проведённом в плену: там было как-то не до маникюра. Хотя кто-то следил за ним, чтобы Гриндевальд мог пользоваться его обликом, но после разоблачения Геллерта он ещё несколько дней провёл под заклятием сна, а в больнице ему не давали в руки ничего опаснее ложки…

— Не надо ничего сжигать, — велел он, распутав галстук. Бросил его мятым комком в руки Лиде, почесал шею под воротом давно уже несвежей рубашки. Первым делом ему нужна была хорошая долгая ванна.

Он принялся раздеваться на ходу, поднимаясь по широкой лестнице к этажу, где располагалась его спальня. Эльфы семенили за ним, подхватывая каждый оброненный предмет одежды, чуть ли не толкая друг друга в желании позаботиться о своём настоящем хозяине.

— Избавьтесь от гардероба, — велел он. — Сегодня же. Сожгите, выбросьте из окна, отдайте троллям, на благотворительность, хоть на помойку вынесите, мне всё равно.

— Да, сэр, — первым успел отозваться Медон.

— Постельное бельё, — сказал Грейвз, притормозив, чтобы скинуть ботинки и носки. — Заведите новое. Поменяйте матрасы. Отдрайте до блеска каждый этаж, перемойте посуду… раз десять, чтобы с неё можно было есть. Пересчитайте столовое серебро, — без тени иронии сказал он.

Эльфы ловили каждый приказ, уши у них дрожали от нетерпения немедленно взяться за дело.

— Расставьте везде цветы, — сказал Грейвз. — На каждом этаже, в каждом коридоре, в каждой комнате. Чтобы мне даже померещиться не могло, что здесь пахнет кем-то чужим. И приготовьте мою ванну. Только сначала убедитесь, что там… стерильно. Это всё.

Первой исчезла Лиде, потом — Лефмер. Медон остался стоять за спиной, переминаясь с ноги на ногу под ворохом подобранной одежды.

— Хочешь что-то сказать?.. — спросил Грейвз.

— Он никогда не бывал в вашей детской, — шепотом сказал Медон. — Если вы хотите отдохнуть, там… там чисто.

— Да, — рассеянно отозвался Грейвз. — Хорошо. Спасибо.

Он оставил свою детскую тридцать лет назад, отправившись в Ильверморни. За эти годы в ней ничто не изменилось. Так же стояла аккуратно заправленная постель, в книжном шкафу ровными рядами стояли учебники и энциклопедии, старые тетради по грамматике и арифметике. Над письменным столом у окна плавал яркий бело-синий воздушный шар с плетёной корзиной. На шахматном столике дремали фигуры — подарок отца на шестой день рождения.

Он оглядел комнату свежим взглядом, удивился, как мало здесь, оказывается, было игрушек и детских книг. Если бы не Реми, его гувернёр, он бы, наверное, вообще толком не успел немного побыть ребёнком.

Реми сейчас должно было быть лет шестьдесят. Интересно, он согласится вернуться, если Грейвз пригласит его уже к собственному сыну?..

Он лёг на постель поверх изумрудного покрывала, упёрся голыми пятками в изножье. В самом деле — теперь он был свободен. Теперь у него было достаточно времени, чтобы вплотную заняться своей мечтой.

Завести наследника.

Когда-то он думал: что за странная прихоть — добровольно впускать в свой дом что-то лишнее, громкое, требующее внимания и времени. Дети отвратительно громко плачут, разбрасывают еду, портят обои, выносить их можно лишь ради долга. Ради продолжения рода.

Он задумался об этом всерьёз лет десять назад, когда вернулся с войны. Он был последним из Грейвзов, если бы он не вернулся — род бы умер. А для Грейвза его фамилия была не пустым звуком. Он был аврором, потомком авроров. Он был обязан сделать всё, чтобы завести сына.

Конечно же, сына. Наследника. Главного человека в своей жизни.

Персиваль точно знал — это будет серьёзный, спокойный, очень понятливый мальчик с хорошими манерами, ясными глазами и правильной речью. Как только мать или няни справятся с его обучением естественным вещам — стоять на ногах, сидеть за столом, разговаривать — Грейвз отдаст все силы, чтобы сделать из него человека.

Он будет поощрять мальчика иметь собственное мнение и уметь внятно излагать его. Он научит его вести долгие споры. Он займётся его всесторонним образованием, станет бывать с ним в театре и в опере, научит понимать живопись, литературу и музыку.

Он будет с ним ласков и строг. Станет прощать мелкие шалости, обращая внимание лишь на серьёзные проступки — но каждый из них будет детально разбирать, доискиваясь до сути. Нет, это не будет холодным допросом или экзаменом, где есть лишь один верный ответ. Нет, он не станет стыдить его и не будет властно подчинять своей воле. Он сядет рядом, обнимет за плечи и спокойно и мягко скажет: расскажи, что случилось. Почему ты так сделал? Не бойся. Ты можешь мне доверять.

Он будет терпеливо рассказывать, как устроена жизнь, что принято делать среди людей, а что считается некрасивым поступком. Он будет отвечать на сотни, тысячи «почему». Он даже позволит ему проявлять бунтарство. В разумных пределах, конечно же, но позволит.