Как приручить Обскура (СИ)

— Если бы из-за тебя мне не приходилось осторожничать, чтобы мои предложения не связали с твоими идеями, поправки к Закону Раппапорт уже обсуждались бы в Конгрессе. Но я и без этого сделал достаточно. В каждой крупной не-маговской газете у меня есть свой человек. Газеты сейчас создают общественное мнение, не-маги верят всему, что в них пишут. Мои люди ведут аккуратную пропаганду, сейчас они сосредоточены на Рождестве. Это молодой праздник, но не-маги его любят. Мы наняли художников и журналистов, мы через десятые руки свели вместе Санта-Клауса и Кока-Колу, мы начали печатать рождественские истории для детей, мы создали новые традиции… И ты знаешь, что происходит?.. Не-маги начинают верить, что чудеса в Рождество — это нормально! — сказал Грейвз. — Не просто дети, а взрослые люди. В последние годы Отдел обливиации в конце декабря почти в полном составе прохлаждался без работы, потому что никто не пугался, случайно увидев магию. Без работы по обливиации, конечно, — усмехнулся Грейвз, — потому что я поручал им шляться по улицам и устраивать маленькие, крошечные, добрые чудеса. И это работало! — с внезапной злостью сказал он. — Пока ты мне всё не испортил!

Гриндевальд покачал головой.

— Какой же ерундой ты был занят всё это время, Перси. Лучше бы ты пришёл ко мне, я нашёл бы тебе занятие поинтереснее.

— Лучше бы ты пришёл ко мне, — жёстко сказал Грейвз. — Я серьёзно, Геллерт. Если бы десять лет назад ты пришёл ко мне и сказал: «Давай изменим мир, давай будем работать вместе» — я бы выслушал тебя и предложил бы тебе помощь. Если бы ты не был зациклен на своих пиротехнических увлечениях, а действительно хотел изменить мир, уже сейчас отмена Статута обсуждалась бы в цивилизованном обществе — политиками, промышленниками, учёными. Эти разговоры велись бы на светских приёмах, в Конгрессе, на кухнях. Мы бы нашли способ открываться не-магам постепенно, шаг за шагом. Люди хотят верить в чудеса, посмотри только на их религии. Они жаждут чудес. Мы бы дали им то, что они хотят.

— А как же охотники на ведьм, которых ты так боишься? Куда их? — насмешливо спросил Гриндевальд.

— Тем, кто будет упорствовать — стереть память, — ответил Грейвз. — Завербовать своих людей в маггловских правительствах по всему миру, начать лоббировать нужные нам законы. Да, это не быстро, — он кивнул. — И не так эффектно, как взорванный магазин. Но эти методы — работают. А твои — нет.

— Ты ещё не видел, как работают мои методы, — протянул Гриндевальд. — Большое видится на расстоянии, знаешь ли.

— Я видел достаточно за твою карьеру, — ответил Грейвз. — Шуму много. Результат — нулевой.

— Как же тогда тебя угораздило опять мне попасться? — вспылил тот.

— Геллерт, я один из самых либеральных и прогрессивных магов, — проникновенно сказал Грейвз. — Я один из тех, кто согласен с тем, что отмена Статута необходима. Скажи мне, как моё похищение поможет тебе добиться своей цели?.. Ты рассуждаешь о свободе, но делаешь прямо противоположное — убиваешь магов, запугиваешь их, захватываешь в плен. Свобода отсюда не начинается.

— Свобода начинается с того, что у кого-то хватает смелости её взять.

— Одной смелости без мозгов недостаточно, Геллерт.

— По тебе это особенно видно, — огрызнулся Гриндевальд.

— Знаешь, что мне видно? — спросил Грейвз. — То, что ты окружаешь себя фанатиками. Они не хотят думать, что ты делаешь, зачем ты делаешь. Они боятся тебя, смотрят тебе в рот и поддакивают. Рядом с тобой нет ни одного человека, который сказал бы тебе — «Геллерт, окстись, от того, что ты делаешь, становится только хуже». Самое глупое, что может сделать лидер, — горячо сказал Грейвз, — это окружить себя теми, кто не способен ему возразить. Кто не способен проявить инициативу. Знаешь, почему я был так успешен в моей работе? Потому что я не считал себя правым всегда и во всём. Я держал рядом людей, которые могли сказать мне — «Перси, ты делаешь хуйню». Я — человек, я не могу один решать за весь мир, — убеждённо сказал он. — Всегда есть другое мнение, третье мнение. Моя задача — прислушаться к ним. Даже если потом я всё равно сделаю по-своему — я должен знать, что у меня есть оппозиция.

— Я — твоя оппозиция, — сказал Гриндевальд. — Твоя, ваша… вашего консервативного, заплесневелого мирка. Если хочешь, иди ко мне, — он широко раскрыл руки, будто бы для объятий. — Изменим этот мир вместе.

Грейвз щелчком бросил в него окурок. Тот упал, ударившись о невидимую преграду.