— Оглянись, Геллерт, — с улыбкой сказал Грейвз. — Кто твои сторонники?.. Как их зовут?.. Все знают тебя, ты на виду, на слуху, ты — пугало. А они — в стороне от твоих дел, чистенькие, незапятнанные, все в белом. Ты пачкаешь руки, убиваешь, похищаешь, пытаешь… А тебя просто используют, чтобы хапнуть побольше власти, побольше денег. Чтобы устранить конкурентов… Как Нокс, например, — вспомнил Грейвз. — Я же знаю его много лет. Это прагматичный, расчётливый эгоист. Ему нет дела до высоких материй. У него есть одна мечта — начать сбывать не-магам волшебные сувенирчики. Золотая жила! А я вечно ставил ему палки в колёса, потому что только не-магов с волшебными палочками мне не хватало. А тут подвернулся ты и сделал за него всю работу…
— Как, наверное, неприятно осознавать, что тебя дважды поимел тот, кого ты не принимаешь всерьёз, — издевательски сказал Гриндевальд. Грейвз пожал плечами:
— Неприятно. Но я как-нибудь переживу.
Они замолчали оба, поглядывая друг на друга. Грейвз нащупал в кармане пиджака портсигар, вернулся в кресло и сел, положив ногу на ногу.
— Знаешь, чего я боюсь, Геллерт? — задумчиво спросил он, крутя сигарету. — Есть у не-магов такое изобретение, называется пулемёт. Бьёт вот такими патронами, — он продемонстрировал Гриндевальду сигарету, зажав её двумя пальцами, — два-три дюйма длиной. Десять выстрелов в секунду. Десять! — резко повторил он, отбросив спокойный тон. — Представь, как десять кусков металла в полпальца длиной каждую секунду летят в твою сторону. Они летят так быстро, что ты их даже не видишь. А теперь представь, что тот, кто жмёт на гашетку, — Грейвз неопределённо махнул рукой в сторону, — находится от тебя в нескольких километрах. У тебя нет ни одного шанса увидеть, как тебя ловят в прицел. Пуля настигнет тебя за две, три секунды… и не одна пуля, а десять, двадцать. Ты не успеешь закрыться щитом, ты не успеешь аппарировать — ты ничего не успеешь сделать, Геллерт, — убеждённо повторил он. — Ты даже не успеешь понять, что случилось.
Он сунул сигарету в рот, и она сразу затлела.
— А теперь подумай, — Грейвз спокойно выпустил дым и провёл языком по губам, — если сейчас у не-магов есть пулемёт… что будет у них через год? Через десять лет? У них есть танки и самолёты, у них есть бомбы, у них есть иприт, фосген и чёрт знает что ещё. Ты хочешь воевать с ними?.. — насмешливо спросил Грейвз. — Они обгоняют нас технологически. Их наука развивается так быстро, что наши «учёные» не успевают за ними копировать. Что есть у нас, что не было бы украдено у них?.. И что будет, когда их наука разовьётся до такой степени, что магия больше не будет нас прятать?.. Что будет, когда они сами обнаружат нас какими-нибудь… радиоволнами?
— Представь себе, что ты не один тут такой умный, — Гриндевальд презрительно скривил губы. — Именно поэтому я делаю то, что делаю. Магглы опасны, и становятся опаснее с каждым днём. Наше преимущество перед ними тает, как дым. Именно поэтому я изучаю древнюю магию, тёмную магию — однажды окажется, что нам больше не на что положиться.
— Именно поэтому, Геллерт, важно сначала ослабить, а потом отменить Статут, наладить контакт с не-магами, начать с ними сотрудничать. Но пока ты резвишься, об этом не может быть и речи. Ты украл у нас десятки лет свободы, — обвиняющим тоном сказал Грейвз.
— Болтовня и бюрократия! — перебил Гриндевальд. — Ты предлагаешь не действовать, а рассуждать. Бесконечно говорить, говорить и говорить: можно сделать то, можно сделать это… Но никто никогда ничего не делает!
— Я лично, — резко ответил Грейвз, — сделал для защиты свободы американских магов всё, что было в моих силах!
— Таскаясь по переулкам за сиротками? — едко спросил Гриндевальд.
Грейвз посмотрел на него, подняв бровь. Дались же ему эти сиротки. Неужели так и не понял, что этот приём уже не работает?.. Гриндевальд смотрел вызывающе, с лёгким недоумением. Давай, давай, пусть до тебя наконец дойдёт, — подумал Грейвз.
Молчание затянулось. Грейвз смотрел спокойно, слегка изучающе, как флегматичный глава семьи смотрел бы на плохо воспитанного гостя, рассказавшего за столом непристойный и несмешной анекдот. Белоснежная скатерть, хрусталь в огоньках свечей, фарфор, шесть перемен блюд, тихие разговоры, и вдруг — «мы, ковбои, народ грубый — лошадей ебём».
Грейвз дождался, пока Гриндевальд отведёт взгляд, и продолжил, как ни в чём ни бывало: