Как приручить Обскура (СИ)

— Что?.. Да, — очнувшись, он взмахом руки стирает неверную схему и начинает выводить её заново.

— Проверь, — Серафина подсовывает ему перевод, и он сосредоточенно хмурится, бегая глазами по строчкам оригинала. Мать Персиваля — из Афин, он знает язык, как второй родной, и даже пишет неплохие стихи по-гречески — очень пошлые и смешные.

Иногда они целуются, дотянувшись друг до друга через стол, сталкиваясь локтями и роняя книги на пол. Серафина целуется напористо и властно, это всегда похоже на безмолвный спор. Персиваль снисходительно улыбается ей в губы, и, открывая глаза, смотрит на неё совершенно трезвым взглядом.

Им достаётся честь открывать выпускной бал: лучший семикурсник Вампуса и лучшая семикурсница Рогатого Змея. Репетиции длятся четыре часа подряд. Пятьдесят пар, пятьдесят чёрно-белых фраков и клюквенно-голубых платьев в пол. К началу пятого часа цветы в волосах уже вянут, глаза не горят, даже ленты висят как-то вяло и не трепещут, когда Персиваль увлекает Серафину в стремительный поворот. Мелодия длиной три с половиной минуты. Её играют по кругу.

Выпускной вальс ставит приглашённая звезда сцены, знаменитый хореограф мистер Алегзандрия. Он маленький и сухой, как ящерица, у него быстрые подвижные пальцы и блестящие глаза. Он стремительно двигается по залу: спины! головы где?! кто локти держать будет?

— Музыка для кого играет? — шипит Персиваль. У него превосходное чувство ритма, и его бесит, когда Серафина сбивается с шага.

— Заткнись, Грейвз, — огрызается та, — или я сама тебя поведу.

Дело стремительно шло к помолвке, но, к сожалению, так до неё и не дошло. Возникла одна проблема: Персиваль обнаружил, что с девочками у него не получается. Ни с Серафиной. Ни с кем-то ещё. Не получается, хоть ты тресни. Пока только целуешься — всё прекрасно, но стоит руке в блуждании по чужому телу наткнуться на мягкую грудь, не говоря уже о том, чтобы оказаться между нежных бёдер, не говоря уже о том, чтобы самому оказаться лежащим на горячей девице, которой только дай стянуть с тебя брюки — энтузиазм испарялся мгновенно и болезненно, оставляя вместо себя недоумение, раздражение и брезгливость.

Зато с мальчиками — о, с мальчиками всё было наоборот. Ровесники или даже те, кто постарше, разжигали кровь Персиваля так, что он не знал, как поудобнее уложить в брюках член, чтобы не сильно бросалось в глаза.

Персиваль обнаружил свои наклонности в положенное природой время и долго не мог решить, то ли ему нравится быть не как все, то ли ему жаль, что он до такой степени необыкновенный. Потом сказал себе, что со временем это пройдёт само.

Не прошло.

Серафина, так и не дождавшись помолвки, тактично перестала ждать, и они остались приятелями. Была ли она обижена, была ли она хотя бы влюблена — Персиваль не спрашивал и не собирался.

Он считал своим долгом продолжить род Грейвзов, искал подходящую жену, мечтал о наследнике. Встречался с женщинами. С красивыми, умными, тонкими, чуткими женщинами. Флиртовал с ними, разжигая огонь в чужих глазах, танцевал, пока ноги не начинали гудеть, пил вино, целовал послушные губы… И с обречённостью понимал, что в этот раз его опять ждёт фиаско. Его своенравное тело желало других ласк, женщины в постели были ему неинтересны. Он мог дружить с ними, работать с ними, флиртовать с ними — спать с ними он не мог.

— Я тебя понял, — протянул Персиваль, снова сунув руки в карманы халата. Ужасно хотелось закурить. — Всех собак вешаем на меня…