Как приручить Обскура (СИ)

Он смотрел ему прямо в глаза, мысленно приказывая остаться. Не помогло. Гриндевальд безразлично пожал плечами.

— Я передам твой поцелуй мальчику. Рассказать потом, как всё прошло?..

— Когда я доберусь до тебя — ты сдохнешь в муках, — пообещал Грейвз.

— Рано не жди. Я буду занят всем тем, с чем ты не справился.

Гриндевальд вынул палочку, улыбнулся, прежде чем коснуться его виска. Грейвз внутренне сжался, зная, что часы, дни, недели сейчас пролетят для него коротким чёрным мгновением. Одно мгновение отделяло его от будущего, в котором Криденс… Криденс никогда его не простит. Нет, страшнее будет, если Криденс — простит…

Темнота.

Темнота.

Темнота.

Он распахнул глаза, тяжело дыша, будто вынырнул из-под воды. В доме пахло сыростью, гнилыми водорослями, морем. Здесь было холодно, он начал дрожать. На влажной серой стене клочьями висели обои, сквозняк из разбитого окна шевелил бумажными прядями, как пальцами. Комната была пуста.

Грейвз огляделся, с трудом поворачивая заледеневшую шею. Драные обои в полоску, белый исцарапанный пол, стул… Руки висели, как плети. Перчаток на них больше не было. Голова шла кругом от голода — кажется, последний раз его кормили очень давно.

Для привычной композиции не хватало только одного — Геллерта Гриндевальда.

Грейвз зажмурился. Что-то случилось, раз сейчас он мог колдовать. Он дождался. Дождался своего шанса. Не упустить бы теперь…

Патронус. Конечно же. Послать Патронуса к Серафине. Счастливых воспоминаний у Грейвза осталось немного. Гриндевальд высосал их, как дементор, но Грейвз напряг память, поскрёб по углам. Что в его жизни было хорошего?..

Поцелуй на вокзале. Первое раскрытое дело. Тихий вечер с родителями за карточным столиком, в глубоком детстве, когда оба были ещё живы. И какой-то простой, обыденный зимний день… под снегопадом в Центральном парке, на тихой вечерней аллее. Вдоль дорожек горели фонари, было тепло, и снег падал мягко, бесшумно, густо. Он оседал на щеках, таял, капал за шиворот. Запорошил склонённую макушку Криденса белой шапочкой. Они стояли в тени, вдвоём. Очень близко. Грейвз заставил его положить голову себе на плечо, а Криденс… Криденс поднял руки и взялся за отворот его мантии, смял в кулаке, и как будто провёл по ней носом… Будто ему было не всё равно. Будто Криденс хотел запомнить его, выделить из других. Грейвз почувствовал, как тёплая волна поднимается изнутри, задержал дыхание, подогрел её мыслью — Криденс прильнул к нему, будто Грейвз был не просто средством ненадолго сбежать от церковной жизни, таким же действенным средством, как все другие, а был кем-то… небезразличным.

— Экспекто Патронум, — шепотом приказал Грейвз. — Экспекто Патронум!..

Светящаяся голубоватая рысь соткалась из воздуха перед ним, дёрнула крупными ушами и замерла, подняв умную голову.

— Президент Пиквери, — прошептал Грейвз. — Серафина… Скажи, что меня подменил Гриндевальд. Меня зовут… Персиваль Грейвз. Скажи ей, где я. Пусть отправит сюда… кого-нибудь. Поскорее.

Обскур

Персиваль стоял у окна, сунув руки в карманы домашнего халата, и смотрел на заснеженный больничный сад. Снег в Нью-Йорке — не самая большая редкость, но сейчас он служил дополнительным напоминанием о том, что четыре месяца были просто вырваны из его жизни. Четыре месяца Гриндевальд прикрывался его именем, сидел на совещаниях у Серафины, гонял его авроров и плёл какую-то свою паутину. Сколько придётся распутывать её?.. Полгода, год?

Четыре месяца — и никто ничего не заподозрил. Раскрыл его, что удивительно, не наблюдательный коллега, а человек, с которым они даже ни разу не встречались лично — Ньют, младший брат Тесея. Грейвз не знал, что и думать об этом. Не хотелось допускать мысль, что Гриндевальд был прав, и он, Персиваль Грейвз, представляет из себя пустое место — и поэтому его так легко оказалось сыграть.

По белому саду белые медсёстры возили в креслах своих пациентов: авроров-неудачников, пострадавших на службе, зельеваров с обширными ожогами, жертв прерванной аппарации, жертв встречи с недружелюбно настроенной волшебной тварью. Если бы Персиваль пробыл в плену подольше, он бы тоже сидел сейчас в одном из этих кресел и смотрел на зимний сад невидящим взглядом. Может, даже пуская слюни. Грейвз передёрнулся.

Его отыскали почти сразу, едва Патронус доставил послание. Тройка авроров аппарировала к нему, повязала (он не сопротивлялся — настолько рад был увидеть хоть какие-то лица, кроме собственного) и доставила прямиком в магический госпиталь, на остров Блэквелл между Манхэттеном и Квинсом. В последнее время в жизни Грейвза было слишком много островов… Ему казалось, его до конца жизни будет тошнить от моря. От любой открытой воды больше пруда. Поэтому он стоял и смотрел в сад, а не в окна противоположной стороны, из которых открывался превосходный вид на центральную часть Махнэттена и Гудзон.