— Выпрямись, сколько раз тебе повторять, — тихо сказал Грейвз. Приложил ладонь к его щеке, Криденс мотнул головой, прижимаясь к ней — и улыбнулся, глядя в глаза.
— Он не твой, — сказал Гриндевальд, покачивая блестящим ботинком. — Я его отниму. Я сильнее тебя. И ласковее, — он усмехнулся, провёл языком по зубам.
Грейвз заслонил Криденса от его взгляда, посмотрел на Гриндевальда в упор, прямо.
— Знаешь, что, — почти без раздражения сказал он и сунул руки в карманы домашнего халата. — Это мой лес. Это мой сон. И это мой мальчик.
Он почувствовал, как Криденс выпрямился за спиной. Гриндевальд, сцепив пальцы на колене, ухмылялся и молчал. Грейвз смотрел на него и впервые понимал, что ему больше не страшно. Не страшно потерять себя и не страшно потерять Криденса — потому что Криденс стоял у него за спиной, за плечом, и, без разрешения сунув руку ему в карман, нашёл его ладонь, чтобы переплести пальцы.
— Ты однажды сказал, что меня нет, — проговорил Грейвз, поглаживая Криденса по руке. — Что от меня есть только оболочка — одежда и выражение лица. Помнишь, Геллерт?..
— Ты не сможешь меня обыграть, — тот покачал головой. — Посмотри, что с тобой стало — а ведь я даже не старался в полную силу, я приходил к тебе пару раз в неделю на несколько часов. Что с тобой будет, если я возьмусь за тебя по-настоящему?..
— Это что-то личное, верно?.. — сказал Грейвз. — Что-то во мне было тебе так нужно, что ты решил украсть мою жизнь. Что это, Геллерт?.. Тебе было одиноко?.. — Он склонил голову набок. — Твои последователи не любят тебя?.. Хотел почувствовать, каково это — когда люди идут не за твоими идеями, а за тобой?.. Какой секрет ты искал во мне, Геллерт?.. — спросил он. — Боялся, что если бы ты задурил голову кому-то другому — я бы тебя раскусил?.. Раскусил бы, не сомневайся.
— Какое заклинание ты не сумел отбить?.. — спросил Гриндевальд и улыбнулся. — Тогда, на дуэли — помнишь?..
— Меня подвело не то, что меня никто не любил, — сказал Грейвз. — А то, что мои подчинённые любили меня слишком сильно. Они привыкли доверять мне, не задумываясь. Ты наверняка прокалывался не раз. Говорил глупости. Делал какую-то ерунду. Но мой авторитет был настолько велик, что тебе всё прощалось.
Грейвз улыбнулся, спокойно глядя на него.
— Ты так много расспрашивал обо мне… о Криденсе. Знаешь, о чём ты спросить забыл?.. О том, что теперь я знаю о тебе, Геллерт. Почему тебе было так важно препарировать мои чувства. Почему ты выбрал меня. Чего ты боишься. Кто ты.
Грейвз помолчал и добавил:
— Я знаю, кто ты, Геллерт. Ты зря не убил меня.
— Тебе некуда бежать, — улыбнулся тот. — Ты один.
— Я один, — согласился Грейвз. — А ты — нет. Но даже меня одного ты боишься так, что приходится нападать со спины, чтобы победить.
Он вынул одну руку из кармана, пальцем нарисовал в воздухе квадрат, заключая в него фигуру на пне, как в рамку. Как в раму картины — тяжёлую, широкую, с позолотой.
— Хочешь оставить себе мой портрет?.. — Гриндевальд поднял бровь.
Грейвз поправил раму, чтобы тот виднелся в ней целиком. Чтобы отражался в ней, как в зеркале, от белых волос до остроносых ботинок.
— Знаешь, у Гондульфуса была одна любимая присказка, — проговорил Грейвз, сжимая пальцы в кулак. — Если в голове ума нет — с хуя не настругаешь.
Он ударил в зеркальную гладь. Костяшки пальцев разбили стекло, оно вздрогнуло и осыпалось к ногам, разлилось лужей, оставшейся после дождя. Пустая рама упала на землю. Поляна тоже была пуста.
Грейвз вздохнул. Лёгкий ветерок шептал что-то в деревьях, но в трепете листьев больше не было никаких слов. Где-то далеко послышался отдалённый раскат грома и едва различимый шум тропического ливня.
— Пойдём домой, — сказал Грейвз.
Криденс, опустив голову, улыбался и гладил его руку большим пальцем.
— Отведите меня, мистер Грейвз, — негромко сказал он. — Я не знаю дороги.
Персиваль проснулся среди ночи и долго лежал с открытыми глазами. Костяшки пальцев саднило. В руке до сих пор чувствовалась ладонь Криденса. Он знал, что так бывает после очень глубокого сна, когда не сразу понимаешь, что проснулся уже окончательно. Тело продолжает помнить, особенно если сон так реален.
Он повернулся набок, подгрёб под себя одеяло, но это не помогло. Его жгло нестерпимое желание увидеть, услышать… прикоснуться к Криденсу. Сказать ему, что всё хорошо. Кошмаров больше не будет. Хотелось снова почувствовать его тепло под ладонью — он же здесь, совсем рядом, стоит только подняться и пройти пару шагов.
Сейчас глубокая ночь, — напомнил себе Грейвз. — Можно подождать с разговорами до утра. Если не спится — надо пойти выпить глоток скотча, пройтись вокруг дома, выкурить пару сигарет. Незачем будить мальчишку, потому что руки вдруг зачесались.
Грейвз попробовал закрыть глаза и задремать обратно, но они распахивались сами собой, и он пялился в прохладную темноту, на обои с лабиринтом серебряных линий, на фотографии в чёрных рамах, на стеклянную ножку лампы с бумажным абажуром.