Впрочем, такая работа по производству ширпотреба была просто синекурой в сравнении с тем, что приходилось порой делать рабочим на судостроительном производстве. Нас, школьников, провели по ведущим цехам, показали стапеля. На одном из производственных участков трудились рубщики корабельных винтов. Туда брали глухонемых. Вынести скрежет, возникавший при ручной рубке металла, обычный человек вообще был не способен.
Рядом с Балтийским заводом стоял завод Кожевенный. Восходящий аж к донаполеоновским временам. По нему именовалась и улица – Кожевенная линия. Название с василеостровской спецификой. Завод принадлежал происходившей из крестьян семье Брусницыных. Корпуса строились с конца XVIII века до 1870‑х годов. Администрация предприятия располагалась в замечательном особнячке второй половины XIX столетия. Там работал мой отец. Я временами бывал у папы, и он показывал мне роскошный Дубовый зал, где проходили производственные совещания. Эта старинная роскошь сильно напоминала Дубовый зал Дома ученых (бывшего дворца великого князя Владимира Александровича). Только тот стоял на Неве, в историческом центре, а заводоуправление – в промзоне, на бывшей окраине Петербурга. Сегодня, впрочем, на месте кожевенного производства возник «Культурный квартал „Брусницын“» с зоной отдыха, кафе, закусочными и выходом к устью Невы. Но особняк пока в запустении.
Помимо отцовского места работы, об индустриализации царских времен напоминал мне и дом, где в небольшом издательстве трудилась мать. Дом Зингера на углу Невского и канала Грибоедова. Чудо русского модерна со знаменитым шаром, венчающим башню. В советское время там был оборудован крупнейший книжный магазин города (на первых двух этажах), а выше располагались многочисленные издательства. Строился же этот дом в начале ХX века для крупнейшей в мире компании – производителя швейных машин.
Когда учителя твердили мне про сталинскую индустриализацию, создавшую промышленность нашей страны, я никак не мог понять: так что же, не было разве «Зингера», не было Балтийского завода, не было кожевенного производства Брусницыных? А как с Адмиралтейскими верфями, которые отгораживают от моря мой морской город? Всякий петербуржец знает, что у крупнейшего порта на Балтике по сей день нет нормального морского фасада. Судостроительный завод, заложенный еще Петром, был в первой половине XIX века переведен из самого центра (где ныне Адмиралтейство) в район Галерного двора. Там он находится и поныне. Лишь узкая речка и канал отделяют Адмиралтейские верфи от дворцов великого князя Алексея Александровича и графов Бобринских.
А как быть с заводом «Арсенал» на набережной Невы – еще одним крупным петровским проектом? А с Путиловским заводом, мимо которого я часто проезжаю теперь, когда живу на юго-западе города? Этот основанный еще на рубеже XVIII–XIX веков завод не перестал быть детищем дореволюционной индустриализации оттого, что большевики переименовали его в Кировский [Мительман, Глебов, Ульянский 1961: 11–12]. А как быть со Станкостроительным заводом, возникшим под названием «Феникс» в середине XIX века трудами англичанина Мюргеда [Борисов, Васильев 1962: 5–6]? Если индустриализацию считать сталинской, то, может, считать, что Сталин и Санкт-Петербург основал?
Как быть с Обуховским заводом – ровесником Балтийского и Станкостроительного [Розанов 1965: 23–27]? Каким-то чудны́м образом в советской мифологии рассказы про Обуховскую оборону (знаменитую забастовку рабочих начала ХX века) сочетались с рассказами о том, что российская промышленность якобы возникла при советской власти. Более того, «буржуазное» утверждение о Сталине, сохе и атомной бомбе явно противоречило марксистскому тезису о том, что революцию 1917 года совершил рабочий класс. Ведь если численность рабочего класса у нас оказалась достаточной для свержения целой империи, значит, во времена этой самой империи было построено немало заводов, давших рабочие места крестьянам, уходившим от своей сохи в город.
Как, наконец, быть с Нобелями, которые в Петербурге основали завод, позднее названный назло надменному соседу «Русским дизелем» (хотя вернее было бы назвать его дизелем шведским)? Как быть с теми же Нобелями, которые в Баку сформировали целый район нефтедобычи, заложивший основы отрасли, по сей день кормящей и Россию, и Азербайджан [Осбринк 2003]? Как быть с заводом фирмы «Сименс» (ныне «Электросила»), который поставлял генераторы для сталинского Днепрогэса, но при этом сам являлся продуктом отнюдь не сталинской, а дореволюционной индустриализации?
Понятно, что при советской власти все эти предприятия неоднократно реконструировались. Но реконструкция ведь происходит всегда, в любой динамично развивающейся стране. Если бы заводы оставались в руках Нобеля, Сименса, Путилова, Брусницына, они тоже реконструировались бы, тоже приспосабливались бы к производству новой продукции.