Как мы жили в СССР

В первую очередь потому, что качественно изменила тот хозяйственный механизм, который до революции существовал и ныне худо-бедно восстановлен. Для одних это вещь очевидная, для других – совершенно непонятная, поскольку многие вообще не осознают, что экономикой можно управлять по-разному. А советская власть управляла ею весьма своеобразно, поскольку «хотела как лучше». Однажды российский премьер Виктор Черномырдин произнес фразу, ставшую сразу же широко известной: «Хотели как лучше, а получилось как всегда» [Гамов 2008: 166–167]. Черномырдина потом цитировали многократно. Подобную популярность можно, наверное, объяснить лишь тем, что фраза затронула самую тонкую струну в душе постсоветского человека. Виктор Степанович, как истинный «гений русской словесности», отразил наболевшее, тысячи раз пережитое и поистине выстраданное народом. Ведь мы хорошо помнили, как намерение властей обеспечить населению лучшую жизнь многократно приводило к негативным последствиям. Чем светлее были надежды, чем щедрее обещания и чем красочнее слова, тем хуже получалось на практике.

Основатели Советского государства исходили из представления о том, что рыночная, капиталистическая экономика устроена нерационально. Она страдает от стихийности и конкурентной борьбы. С одной стороны, многие люди не имеют достойной работы, с другой – кризисы перепроизводства приводят к неразумной растрате ресурсов. Стихийность у нас стремились заменить ведением хозяйства из единого центра. Считалось, что это позволит избавиться от потерь и принимать наиболее рациональные решения [см., напр., Политическая экономия 1977а: 350–351].

Идея о том, что необходимо в интересах народа каким-то образом преодолеть недостатки капитализма, не была, конечно же, чисто советской. Во многих странах социалисты намеревались усилить централизацию. Тем не менее на Западе осуществлялись лишь ограниченные преобразования. Они не подвергали рынок радикальной ломке. Какая-то часть экономики национализировалась. Какую-то часть продукции перераспределяли в пользу бедных. Какие-то государственные органы занимались составлением индикативных (необязательных) планов. Но в СССР, а также в странах Центральной и Восточной Европы, которые после Второй мировой войны вошли в зону влияния Москвы, дело не ограничивалось «косметическим ремонтом капитализма». Там новая хозяйственная система выстраивалась с нуля. Многим людям она представлялась логичной. Ее элементы тесно увязывались друг с другом. Создавалась иллюзия, будто «вождями» все продумано и просчитано. Кроме того, строители советской экономики постоянно ссылались на авторитет Карла Маркса, заложившего основы научного социализма. И хотя на самом деле в трудах Маркса нет описания той экономики, которую на практике создали в СССР, мало кто из советских граждан способен был проверить, действительно ли этот старый немецкий экономист советовал создавать именно тот строй, который утвердили у нас Ленин и Сталин.

Кратко рассмотрим, как была устроена советская экономика [подробнее см., напр., Ослунд 2003: 48–120]. Ее главным элементом являлся отказ от частной собственности и частного предпринимательства [Румянцев 1977б: 67]. Все основные заводы и фабрики были после революции 1917 года национализированы. Мелкие частники существовали какое-то время, но затем и их прикрыли. На рубеже 1920–1930‑х годов крестьян загнали в колхозы, формально считавшиеся кооперативами, но на деле подчинявшиеся диктату государства точно так же, как все остальные предприятия. Отдельным гражданам могли принадлежать потребительские товары. Говорилось, что они, мол, находятся не в частной, а в личной собственности [там же: 78]. При этом никакое ведение частного бизнеса не допускалось в принципе. Человек мог выбирать, на каком государственном предприятии ему работать, но заводить собственное дело не имел права. Разве что совсем по мелочам: точить ножи-ножницы или выращивать на продажу немножко овощей-фруктов.

Теневая экономика на практике, естественно, существовала, но являлась делом уголовно наказуемым. Как за обмен валюты, так и за открытие нелегальной мастерской гражданин СССР мог отправиться в тюрьму или даже быть приговорен к расстрелу. В частности, широко известным стало дело валютчиков Я. Рокотова и В. Файбишенко, которые за свой, по нашим сегодняшним меркам, совершенно невинный бизнес оказались приговорены к смертной казни в «либеральную» эпоху Хрущева, причем для этого даже специально изменили закон и придали ему обратную силу [Бовин 2003: 103]. Да что там валютчики! В 1970‑е годы ленинградский художник Лев Сергеев отсидел несколько лет за то, что в его кармане нашли пять долларов, которые он получил от прохожего туриста за свой рисунок [Рыбаков 2010: 186–187]. Валютная, так сказать, операция вышла.