Как мы жили в СССР

Впрочем, европейские ценности не всегда подобны освежающему дождю. Ценности общества потребления насыщают, но не освежают. Делают жизнь комфортабельнее, но не гуманнее. Поэтому движение от ценностей большевизма к ценностям потребления, минуя осмысление экзистенциальных проблем, могло всерьез волновать создателя «Июльского дождя». В последних кадрах фильма на нас глядят с экрана лица подрастающих семидесятников, полностью вытеснивших из души революцию с интернационалом. Лица эти, подобранные создателями фильма, мне показались весьма неприятными. Возможно, Марлен Хуциев не ждал ничего хорошего от тех, кто рано или поздно придет шестидесятникам на смену.

Глава 2. Неэкономная экономика

С дефицитом, насквозь пронизывавшим советский быт, мы более-менее в первой главе разобрались. Но не разобрались пока с тем, как и почему он возникал. Поэтому от сферы потребления нам надо перейти к сферам производства и распределения. Надо перебраться из продовольственного магазина, городского автобуса и малогабаритной хрущобы на завод, где создают продукты, транспортные средства и строительные материалы.

Основал ли Сталин Санкт-Петербург?

Советские люди росли с верой в то, что при Сталине наша держава стала одной из сильнейших в мире. Но эти представления, почерпнутые из учебников, было трудно увязать с тем, что мы видели своими глазами. Шестидесятники могли еще, отвергая Сталина, отдавать дань значению социалистического строительства как такового. Но для внимательных семидесятников, не веривших в старые идеалы, повседневный дефицит стал более важным явлением, чем прочитанные в детстве заклинания коммунистических идеологов. А при внимательном взгляде на сталинское наследие мифология разрушалась полностью.

Черчилль вроде сказал как-то про Сталина, что тот принял страну с сохой, а оставил с атомной бомбой. Из Лондона, возможно, наша история виделась именно так. Но меня всегда удивляло, как могут подобные рассуждения всерьез восприниматься в Санкт-Петербурге. Ну ладно в Челябинске, Магнитогорске, Новокузнецке или Харькове, где возникали гиганты первых пятилеток, обыватель мог думать, будто до Сталина в России ничего не было – одни нищие крестьяне с сохой. Но в Петербурге-то?

Тот, кто жил в Ленинграде 1970‑х и полагал, будто советская промышленность возникла лишь при «отце народов», должен был, наверное, сидеть в комнате с закрытыми шторами и читать пропагандистские брошюры, даже не выглядывая в окно. Поскольку если выглянешь, то увидишь гиганты индустриализации, создававшиеся еще до той эпохи, когда товарищ Сталин бегал по Кавказу и «укреплял российскую государственность» с помощью экспроприаций.

Любой человек, который ездил по Петербургу, пытаясь задуматься о том, что он видит вокруг, наверняка обнаруживал следующую картину. Город устроен концентрическими кругами. В сердцевине находится исторический центр. Со всех сторон он окружен заводами, построенными еще в царское время, и лишь изредка перемежающимися объектами советской индустриализации. А третий круг представляют собой спальные районы. Они отделены заводами от центра как раз потому, что промышленные зоны сформировались задолго до начала массового жилищного строительства советских лет.

Я вырос на Васильевском острове. Существовал как раз в пространстве этих трех концентрических кругов. Все обошел своими ногами. Лишь около половины района, известного туристам по Бирже, Ростральным колоннам и зданию Двенадцати коллегий, относится к историческому центру. Именно эта часть прорезана линиями, которые по изначальной петровской задумке должны были быть каналами. А там, где линии заканчиваются, начинается полоса заводов, разрываемая лишь Смоленским кладбищем. Заводы и кладбище отделяют от исторического центра тот район новостроек, где я жил с 1972 года.

Сердцем василеостровской промышленной зоны является Балтийский завод, основанный инженером Макферсоном и купцом Карром еще в середине XIX века [История Балтийского 2003: 15], то есть до того, как начался первый (дореволюционный) этап бурного промышленного развития России. На Балтийском мне пришлось поработать в 16 лет. Это была школьная производственная практика. Месяц я стоял за станком по четыре часа в день (как несовершеннолетний). Делал дверные замки. Работа была очень простой. Состояла всего из шести движений. Левой рукой я брал заготовку. Правой зажимал ее в тиски. Затем опускал рукоять сверла. В заготовке появлялось отверстие нужного размера. Потом сверло поднималось. Правая рука разжимала тиски. Левая брала изделие и кидала в тележку, которую грузчик к концу рабочего дня отвозил на следующий производственный участок. Взрослый рабочий на этой операции стоял по восемь часов. Каждый день. Всю свою жизнь. До пенсии. Если, конечно, не спивался. Самое сложное здесь было полностью отключить мозги, почувствовать себя не человеком, а частью большой машины. Поскольку невозможно свести сложную человеческую сущность к операции «взял-зажал-опустил-поднял-отжал-кинул».