Как испортить хороший текст. От кульминации до финала

Знаменитое четверостишие Пушкина – скоморошество, черновик мысли о том, что идеология и власть – части одного целого, поэтому закончатся одновременно. Мысль проста и понятна, но некоторые способны разглядеть в коротком тексте и оскорбление чувств верующих, и призыв к насилию, хотя ни того ни другого у Пушкина нет. С царём он общался лично, состоял в придворном чине, регулярно бывал на императорских приёмах и, в отличие от Льва Толстого, не выступал против церкви. К тому же выпад в адрес служителей культа не способен затронуть истинно верующих. Они веруют не в попов, а «Господь поругаем не бывает», как говорил апостол Павел…

…но ретивых служак-цензоров хватало во все времена, и ничто не ново.

В 1826 году в Собственной Его Императорского Величества канцелярии было создано Третье отделение – высший орган политической полиции, который занимался сыском и надзором за неблагонадёжными. Ведомством руководил генерал Александр Бенкендорф, глава корпуса жандармов.

Цензор Александр Никитенко, в 1842 году разрешивший к печати поэму Гоголя «Мёртвые души», многими годами раньше писал в дневнике:

⊲

[Митрополит] Филарет жаловался Бенкендорфу на один стих Пушкина в «Онегине», там, где он, описывая Москву, говорит: «и стая галок на крестах». Здесь Филарет нашёл оскорбление святыни. Цензор, которого призывали к ответу по этому поводу, сказал, что «галки, сколько ему известно, действительно садятся на крестах московских церквей, но что, по его мнению, виноват здесь более всего московский полицеймейстер, допускающий это, а не поэт и цензор». Бенкендорф отвечал учтиво Филарету, что это дело не стоит того, чтобы в него вмешивалась такая почтенная духовная особа. <…>

Действия российской цензуры превосходят всякое вероятие… Цензор Ахматов остановил печатание одной арифметики, потому что между цифрами какой-то задачи помещён ряд точек. Он подозревает здесь какой-то умысел составителя арифметики.

Цензор без мозгов, но с возможностями запрещать и служебным рвением, – обычное дело. А сам Никитенко в пору, когда не существовало понятия «социальный лифт», прошёл путь от крепостного до дворянина, тайного советника и академика. При этом дважды отбывал срок на гауптвахте за недостаточную строгость, проявленную в работе.

«Горе людям, которые осуждены жить в такую эпоху, когда всякое развитие душевных сил считается нарушением общественного порядка», – сетовал Никитенко в 1830-х годах…

…а Рэй Брэдбери в 1979-м поделился новостью:

⊲

«Закроешь дверь – они в окно пролезут, закрой окно – они пролезут в дверь». Эти слова старой песни описывают мои постоянные злоключения с цензорами-палачами текстов. Недавно я узнал, что многие годы в издательстве Ballantine Books вносили цензурные изменения в мой роман «451 градус по Фаренгейту» и удаляли семьдесят пять чертыханий под предлогом сохранения нравственной чистоты молодёжи. Об этой изысканной иронии – подвергать цензуре книгу, посвящённую цензуре и сжиганию книг в будущем, мне сообщили читатели.

Чувства американского писателя и философа, как и чувства российского цензора, можно понять, в том числе потому, что из-за цензурных вмешательств читатели получают не то произведение, которое задумал и написал автор.

Роман Ильфа и Петрова «Двенадцать стульев» после издания подвергался радикальным изменениям. Первая публикация в журнале «30 дней» состояла из тридцати семи глав. В первом отдельном издании 1928 года была уже сорок одна глава: писатели продолжали редактировать текст из творческих соображений…