Как я был волком

Понятно. Дождавшись возвращения Фриста, я первым двинулся к выходу. Охранитель, все время державший меня на прицеле, посторонился. Последовала долгая процедура закрытия подземелья, и мы отправились назад.

– Вы хотели рассказать о Петропавле, – напомнил я, вышагивая темными коридорами.

– Не я рассказать, а ты послушать. – Фрист усмехнулся. – Ладно. Был такой хранитель в незапамятные времена, много законов составил, много букв написал. Теперь осталось только имя, все записи истлели.

– Проветривать нужно. Видели, сырость какая?

– Проветривать? – Фрист нахмурился. – Хочешь иметь доступ к святому хранилищу?

– Даже небольшое сквозное отверстие спасет от плесени и гниения.

– А всяким нечеловеческим существам позволит проникнуть внутрь.

Зря я влез со своими советами. Другое мировоззрение.

Освещая путь факелом, мы дошли до тронного зала. Оказалось, что уже темно. Немного похолодало. От пара, который поднимался от нагревшегося за день озера, вид за окном заволокло непроницаемой матовой дымкой, подпиленная по левому боку луна старалась пробить бледную пелену, но лишь подсвечивала ее.

– Где Тома?!

– Я уж думал, не вспомнишь. – Ухмылка взрезала щеки старца глубокими бороздами. – В ночлёжке уже, увели еще до темноты. Это мы с тобой ночи не спим, высокими материями интересуемся, остальные давно набили животы, теперь дрыхнут.

Устало опустившись на трон, Фрист прибавил:

– Надеюсь, ты не обманул. Я проверю. Жаль, время летит очень быстро. Как много мы могли бы сделать вместе…

Хлопок в ладоши призвал служанок, а кивок в сторону коридора повелел мне немедленно удалиться. Аудиенция закончена, мавр сделал свое дело.

Интересно, куда определят сегодня.

Через минуту охранитель втолкнул меня в знакомую комнату ожидания. Люся, вольготно раскинувшаяся поперек перины, испуганно прикрылась. Явно ждала другого, взгляд заметался, по узнавании вздох облегчения чуть не выдул меня обратно. Чего ждала, того боялась: радость от новой отсрочки расцветила девичье лицо улыбкой. Расслабленно вытянувшись, Люся полюбопытствовала:

– Как прошел день?

– Занимательно.

Под лозунгом, что животные могут размещаться сами где и как им удобно, хоть на коврике перед дверью (которых не было, ни ковра, ни двери), Люся делила собой лежанку по диагонали – ногами ко мне, головой в дальний угол, и сдвигаться, похоже, не собиралась. Переступать через нее и пробираться во второй свободный треугольник было проблематично и бессмысленно, и я расположился вдоль перины по краю, едва не задев плечами близлежащие маленькие ступни.

– На твой взгляд… – раздалось сзади, поскольку я сразу отвернулся, – Вечный Фрист… он очень стар?

– Трухляв и выпотрошен, как столетний пень.

– Это понятно, он же Вечный. – Люся весь день провела в одиночестве, ей не терпелось поболтать. – А если не внешне, а как… мужчина?

А ведь он для нее по-настоящему вечен. Родилась – был, сейчас тоже живет, причем неплохо, и, по слухам, вообще не умрет, никогда, в отличие от нее самой. Попробуй, разубеди такую. Даже пытаться не буду, неблагодарное это дело.

Я сделал вид, что сплю. Наивный. Неужели жизнь ничему не научила? Женщина хочет поговорить. Мир рухнет, но она своего добьется.

– Ты же вот самец. Должен понять другого самца, хоть и человека. Как думаешь, я для него лучше прочих или хуже? Ты же видел других.

Не смог не буркнуть в ответ:

– Ему все равно, лишь бы была молодой и глупой.

– Нельзя так говорить о Вечном!

– Мне можно, я животное.

Люсина ладонь мягко накрыла мою оказавшуюся в ее досягаемости голень:

– Обиделся, что ли? Не надо. – Нежный голос ласкал, моя голень ощутила поглаживание. – Что делать, если так получилось. Ты ровз, мы люди.

Как с котиком разговаривает. Расцарапать бы глупёхе физиономию, чтобы думала, что говорит. И что делает.

Тогда точно примут за животное, факты – вещь упрямая. Впрочем, Люся фактами не интересовалась, ей достаточно слов. Взрослые или те, кому она верит, сказали – значит, так оно и есть, и никак иначе. Спорить – только время терять.

– Знаешь, не будь ты ровзом, никогда не рассказала бы. Однажды… – Люся умолкла на миг и придвинулась ко мне сзади, расположившись валетиком. Согнутые коленки уперлись в мой копчик. Горячее дыхание в самый низ подогнутых ног обратило кровь в пар и погнало по взрывающимся сосудам. – Однажды один мальчик погладил мне ножки. Вот так.

Чужая ладонь поползла по оголенному проводу ступни, через щиколотку к напрягшимся пальцам.

Тишина, темнота и прохладная рука на голой ноге – коктейль адский. Волоски встали дыбом. Выпаренный кровоток остановился и, кажется, запустился в обратную сторону.

– Он просто гладил, – ядовитой паутиной оплетал мысли бархатный голосок. – Ничего больше. А я таяла и не хотела, чтобы это кончалось.

Шелковые прикосновения ладони несли такой заряд энергии, что выжигали нервные окончания, распыляли в молекулы. А всего-то – чьи-то пальцы… во тьме непроглядной… поглаживающие… трогающие… ласкающие…

А я-то не понимал Тому.