Как я был волком

Сундуку стукнуло сто лет в обед. Местами трухлявый, едва не развалившийся, внутри он содержал немаленькую стопку тонких широких кож с неровными краями и второй ящик, более сохранившийся. Фрист нервно перебирал кожи. Наверное, это пергаменты. Слово «пергаменты» мне известно со школы, но что они из себя представляли на деле, никто в свое время не показал. Кожи выглядели криво нарезанными желтыми листами, иногда прямоугольными, чаще не совсем. Чернильные черные буквы с заглавными красными покрывали их снизу доверху. Шевеливший губами Фрист не знал, что я в долю секунды схватываю смыслы заглавий, пока он, откладывая одну, берет следующую. «Омолаживающие практики» в трех пергаментах: «Духовная», «Телесная», «Магическая». Затем: «О сверхъестественных существах и силах». «Восстановление волос». «Заклятья пещер». Господи, чем он интересуется! Я-то думал, что в хранилище находится нечто серьезное, настоящее. Например, в чем смысл жизни или как работает портал.

Почти все письмена испещрены помарками. В кино так ставят печати поперек документов: «совершенно секретно», «выбыл», «исполнено», «по прочтении сжечь». Здесь же, как мне кажется, кто-то развлекался колюще-режущим предметом, накарябав новые слова прямо поверх текста.

Несколько листов привлекли внимание тем, что не имели ни заглавий, ни помарок. Они оказались настолько плотно исписаны, что глаза с трудом выхватили одну фразу, для меня знакомую: «…Не мстите за себя, но дайте место гневу высшему. И если враг ваш голоден…»

Насколько понимаю, это переписанная библия. Вот бы почитать местный подправленный текст. Посмеяться. Или прослезиться.

Следующие листы вновь переполняла несуразная муть. «Как усмирить неусмиряемое и возбудить невозбуждаемое». «Летать, как былинные предки». «О возведении мертвого в живое». «Бабай-ага – гений деревянного зодчества». «Чем сводить бородавки». «Сказка о достижении жизни вечной».

Подняв лист со «Сказкой», Фрист метнул в меня острый взгляд. Я тупо похлопал ресницами:

– Что там?

– Ничего. Вот. – Он предложил моему вниманию следующий лист. – Можешь прочесть то, что поперек?

Нацарапанные буквы мозг сложил в слова раньше, чем глаза завершили чтение. Я поперхнулся.

– Ну… прочесть и вы можете. Наверное, вам нужен перевод?

– Именно.

– Дословно вряд ли скажу, но смысл…

– Не тяни, смысл мне и нужен!

– А мне можно будет посмотреть в тот второй ящик? – Я показал вглубь основного.

Тщетно скрывавший волнение Фрист кивнул:

– Да. Но сначала переведи.

– Это древнее проклятье.

– Так и знал! Все буквы знакомые, даже некоторые слова узнаются, но складываются в совершеннейшую бессмыслицу.

– Надеюсь, вы не читали это вслух?

Фрист насторожился:

– Нет. А что?

– Нельзя. Очень плохо. Лучше и здесь стереть, замазать как-нибудь.

– Это убережет?

Я кивнул со всей серьезностью:

– Проклятия действуют только произнесенными или кому-то показанными.

– То есть… – Старческое лицо побелело. – Поскольку я показал тебе…

– На меня такое не действует, имеется достаточный опыт отторжения.

– А на меня?

– Пока не расшифруете дословный смысл, тоже не будут.

– Но о чем они, эти проклятия, в общих словах?

– Вас вместе с помеченными письменами отправляют далеко и надолго в пешую командировку, задействовав всех ваших родственников, начиная с матери, и используя не по назначению все пустоты вашего организма.

Белое лицо старца стало серо-зеленым. Возможно, у него богатая фантазия.

– Значит, можно уничтожить проклятые буквы и забыть? Так просто?

– Думаю, начертавший проклятья проклинал не случайных читателей, которых движет обычное любопытство, а писателя и всех, кто истинно поверит в написанное. Вы же не верите в эту галиматью?

Заглавие текста на исчерканном листе гласило: «Проклятьями победишь, заклятьями сохранишься».

– Не твое дело. – Дрогнувшими руками Фрист попытался закрыть сундук.

Я перехватил.

– Вы обещали. Что там?

Фрист вздохнул и покачал головой:

– Ладно, покажу. Но даже не дыши в эту сторону!

Костлявые пальцы с пигментными пятнами бережно скрипнули маленькой крышкой, в глубине под ней виднелась книга. Книга! В переплете, сшитая то ли из крепкой бумаги, то ли тоже из кожи. Листочки тоненькие, пожухлые, готовые рассыпаться.

– В стародавние времена из размельченных тряпок варили вещество, на котором можно писать. Но оно боится времени. Убери руки! Вообще отодвинься.

Название было кратким и читалось великолепно: «Палея». Я знал, что это. Старорусский вариант Ветхого завета, повсеместно уничтоженный при реформе церкви и внедрении исправленных образцов. А здесь сохранился. С ума сойти.

– Все остальные обратились в прах. Это последняя.

Крышка захлопнулась, оставив меня взбудоражено прикидывающим: до отлета домой нужно как-то пробраться сюда и досмотреть все как следует. Если ящиков много, и в каждом прячется такой раритет…

– Помочь? – вскинулся я, глядя, как старец с натугой уволакивает сундук.

– Я-то не против, но ты еще пригодишься мне живым.