Как я был волком

– Ну, не врешь, просто выдумываешь. У меня подружка Арана такая же выдумщица. Говорит, что если оболочку, которая осталась после того, как Приходящий-Во-Сне выпьет душу, наполнить водой, она будет продолжать жить без души. Когда я услышала, долго смотрела на всех со страхом: вдруг это не люди, а только оболочки? Потом подружка созналась, что все придумала. А страх у меня остался. Вдруг она права? Как думаешь?

– Не знаю как у вас, а у себя я видел многих, кто напоминал ходячую оболочку. Глядишь на такого: вроде человек как человек. Ходит, работает, спит, ест. Семью заводит, даже детей. А приглядишься: просто оболочка.

– Жуть. – Люся вздрогнула. – Среди нынешних ровзов есть такие?

– Не знаю. Я как бы не с ними.

Вытянувшись вдоль перины, Люся сложила руки перед собой и опустила на них голову.

– У тебя есть дети?

Я едва подавил нервный смешок. Дети – у меня?! По нашим законам я сам ребенок.

– Нет.

– У тебя плохо со здоровьем? Ой, бедный.

Я вспылил:

– Прекрасно у меня со здоровьем!

И даже отодвинулся, чтобы не демонстрировать, насколько.

– Тогда почему? Не верится, что тебя не выбирают. Ты же красивый.

Стремясь разглядеть, что со мной не так, Люся сократила увеличенную мной дистанцию между нами.

– Ты давно женат?

– Да не женат я!

Как объяснить другую жизнь тому, кто другой жизни не представляет в принципе?

– Считаешь себя недостойным? Зря. Вернешься – обязательно женись. Будь ты человеком, я бы тебя выбрала.

– Спасибо на добром слове, учту.

– Может, ты боишься неудач? Тоже зря. У нас говорят: первая жена научит, чтоб с другими было круче. Или по-другому: первые дадут, что вторые возьмут.

– У нас только одна жена.

Повисла долгая пауза, связанная с перевариванием фразы, бессмысленной в мироздании собеседницы.

– Врешь ведь. Так не бывает. Как же остальные?

– У остальных тоже.

– А если ты еще кому-то нравишься?

– Это их проблемы.

– А если тебе еще кто-то?

– Если нравится еще кто-то – не женятся.

– Так и живут холостыми, пока не сделают окончательный выбор?!

– Именно.

– Врешь, – уверенно произнесла Люся, забарабанив пальцами по полотну перины. На заднем плане сложенные ножки тоже стали двигать пальчиками. Последнее было не столько видно, сколько слышно, из-за непривычных звуков я не мог избавиться от ощущения, что снизу кто-то скребется в постель. Это из-за рассказов об ужастиках. Только бы случайно не поделиться впечатлением с Люсей, а то ее вообще кондрашка хватит. – Конечно же, врешь. Человек не выдержит столько времени без женитьбы.

– У нас встречаются и без женитьбы.

– Встречаются? Ты имеешь в виду… Ворота на мосту не запираются?!

– У некоторых – да. Совершенно не запираются.

– Это грех.

– Да, но некоторые на него идут.

– Зная, что гореть им в аду?

– Они об этом не думают. Типа, это будет не скоро, а удовольствий хочется сейчас. Не поверишь, у скольких на груди крестик, а в груди нолик. Их логика проста: как можно бояться адского огня, если душа нематериальна?

Люся засмеялась:

– Ой, я забыла, что вы постоянно живете в аду.

– Еще в каком. Скажи, у вас кого называют папой, если есть такое слово?

– Конечно, есть. Как иначе?

– Один?! – не поверил я.

– Естественно. Папа – мамин муж.

– Каждые пять дней – новый?

– Иногда такие папы попадаются, обхохочешься! – вспомнила она что-то, вновь перевернувшись на спину и положив руки под голову.

– Ты спрашивала у меня про детей. А мне со своей стороны интересно: как вы определяете, у кого из мужчин они есть?

– Ты же молодой. Если женишься меньше вот стольких лун, – лежащая на спине Люся сделала жест, будто сдается, и к моему лицу подлетели две пятерни, а один пальчик быстро поджался, – то детей нет.

Логично. Вместе с Люсей я подивился собственной глупости: не понимать столь очевидного.

– С вашим совершеннолетием… взрослением я разобрался, вопрос «когда» вы решаете для себя сами. А когда уходите от мамы?

– С первой одеждой.

– Поясни.

– Видел одежду детей?

Повспоминав, я покачал головой:

– У маленьких нет никакой одежды.

– Вот! Девочки и мальчики играют вместе, вместе постигают мир, вместе помогают взрослым, вместе отдыхают. Когда мальчики начинают чувствовать себя неуютно в компании девочек, они уходят на холостую половину долины. А девочки уходят в общежитие – сразу, как только к ним начинают проявлять интерес мужчины, ведь юнолюбие – один из тягчайших грехов.

Завозившаяся Люся поднялась с перины, обмоталась тряпочкой и растворилась во тьме коридора.

– По необходимости, – сообщил девичий голосок стражам.

Не знаю, насколько краснорожики глухи, но они поняли. Легкие шажки удалились в сопровождении гулких тяжелых. Если охранителей двое, остался один. Если вспомнить, что давно наступила ночь – этот единственный может и прикорнуть ненароком. Можно попробовать сбежать.

Ну, тогда у меня есть шанс добежать до какого-нибудь окна. Даже до выхода. А что дальше?

«Напролом» отпадает за отсутствием смысла. Ищем другую возможность сделать для себя хоть что-то. Если не сделать, то хотя бы предусмотреть возможность на будущее.

Я слез с перины и вышел во тьму вслед за Люсей.

– По необходимости, – повторил я сработавшую фразу.