Как я был волком

Все были уже на ногах. Правильное слово в нужный момент творит чудеса. Как говорят солдаты у сурового командира, который умеет находить правильные слова: «Сначала бежим сколько можем, а потом сколько прикажут».

Не успели мы отойти, как ко мне пробралась одна ученица.

– Когда будет остановка для… ну…

Она покраснела.

Как же я мог забыть. Стая делала это прямо в пропасть. Кому надо, тот останавливался и, не обращая внимания на посторонних… Нормальное физиологическое явление. Никому бы не пришло в голову делать специальную остановку.

Отвык я от людей. На Юлиана ругался, а сам иногда зверь почище его.

– Скоро, – пообещал я.

Спрятав пылающее лицо, девчушка отстала. Что-то шепнула остальным. Ого, да она делегат целого объединения. Рыкцари в последние часы вообще не выводили учениц, в результате некоторые еще в пещере обмочили штаны, если судить по разводам и запаху. Когда человек намертво привязан к соседу и на много часов оставлен в подобном положении… Тогда это не стыдно, это логично. Стыдно должно быть тем, кто творит такое с людьми. Ничего, их старшего и большинство других справедливость уже настигла, в том числе моими руками.

По привычке глянув с обрыва вниз, я стукнул себя по лбу. Внизу могут оказаться враги. Наивно-хулиганистое моральное удовлетворение, свойственное лишь малым детям, не стоит демаскировки. И еще кое-что: как заставить девочек присесть на край пропасти? Ерунда полнейшая. Пусть оставим следы, но сделаем это по-человечески.

Я указал на прикрывавшую от пронизывавшего ветра часть скалы:

– Если кому-то что-то надо – делайте это здесь, а я пройду дальше и подожду там.

За скалой остались все. Может, мне давали минутку одиночества для подобной же надобности. Пусть не собирался, но, быстро оглядевшись, я все же полил камушек. Хорошо,что научился делать это впрок. Потом, присев над обрывом, я смотрел в клубящиеся разводы. Дымчатые рваные щупальца пытались дотянуться до свешенных ног, место снесенных ветром мгновенно занимали другие. Белая пелена пожирала все, до чего добиралась.

Всех теряю. Сначала спутников, с которыми попал в новый мир. Потом лучшую девчонку в мире. Теперь двоюродную сестру. После всего, что вместе пережили, между нами возникло нечто большее, чем родственная связь. Из двоюродной Тома превратилась в родную, которой у меня не было. Теперь есть. И я перегрызу глотку любому, кто попробует возразить. Один широко известный в узких кругах полуклассик писал, что любовь, прошедшая испытание клизмой – настоящая. На нашу долю испытаний выпало больше, чем какая-то клизма.

Тома все сделала правильно. Она могла спасти Юлиана. И дядю Люсика заодно. Сейчас они – балласт, который тянул отряд к уничтожению. Она осталась защищать их. Я должен спасти учениц.

Рядом со мной, тоже свесив ноги, присела Варвара. Любопытно, сделала бы она так, зная, в скольких сотнях метров находится дно пропасти?

– Странно. Если бы Василиса Варфоломеина не погибла, я решила бы, что вы с ней – сестра и брат, – сказала она.

– Настолько похожи? – буркнул я, стараясь не глядеть в глаза.

Но Варвара смотрела не на меня. Вдаль. В белую пену. В себя.

– Очень. Иногда даже страшно становится. Гляжу на тебя, а вижу ее. Ты точно из этого мира?

Не подловишь.

– Не совсем. Из долины.

– Да, Кристина рассказывала. Мы даже не знали, что за горами кто-то живет.

– Не за горами, – поправил я. – За горой. За горами живет еще кто-то, но туда пешком не добраться.

Тьфу, ляпнул же. Пеший пройдет даже там, где встанет конница, о телегах и не заикаюсь, а других средств передвижения здесь не знают.

Повезло, что собеседница думала о другом.

– Слушай! А если… – Ее лицо исказилось от какой-то догадки: – Нет, это невозможно. Хотя – почему?

– А конкретней?

– Что, если нам все врут?! Никакие они не ангелы, а приходят из долины. Тогда Василиса вполне могла быть твоей сестрой.

– У меня нет сестры, – заявил я категорично.

– Как тебя звали по-настоящему? Имею в виду не имя, которое дала Тома.

«Вася» выдало бы меня с головой или навело на размышления. Выдумать новое не было времени.

– Мухин, – выплеснул я истинную правду.

И не соврал, и не забуду, если придется где-то повторить.

– Твою маму звали Муха?

Я едва не поперхнулся, ноги при этом чуть не соскользнули в пропасть, кашель встал в горле комом.

– Нет.

Глаза Варвары округлились:

– А как?!

Подходили другие ученицы, располагались неподалеку. В разговор они не вмешивались, но прислушивались очень внимательно.

– Елена.

– Почему ты не Еленин?

Так шпионы и проваливаются.

– Я Еленин. Я… Мухин Еленин.

– А-а, – протянула Варвара.

– Можно просто Муха, это мое старое прозвище. Но лучше Чапа. Уже привык. – Я поднялся. – Идем дальше.

Руку, протянутую Варваре, она приняла с некоторым удивлением. Помогая ей встать с края обрыва, я обругал себя последними словами. Снова прокол. Не лезть когда не просят – когда запомню?!

– Вот эта трава съедобная. – Махом головы я указал девочкам под ноги и, сорвав первым, принялся жевать сам.

Остальные присоединились. Восторгов не выказывали, но жалобы на голод временно прекратились.