– Ой, Тома, поздравляю, я так рада… – приникла к ней Варвара.
Лишь бы поменьше обращала внимания на меня. Ведь проколюсь на какой-нибудь мелочи, как пить дать.
Клара, немало общавшаяся со мной в школе, долго и придирчиво приглядывалась, но после объяснения потеряла всякий интерес. Чужой невестор. Вопрос закрыт.
С тех пор, как я взвалил на плечи раненого, мой гнук с колчаном перекочевали на плечо Кристины – царевна Есенина с удовольствием взяла на себя роль оруженосца. Дядя Люсик тоже сдал не пришедшееся ко двору оружие ученицам и обзавелся мечом. Теперь оружия было достаточно. Перед уходом мы собрали все, что нашли, и еще тащили мешки с разбойничьей добычей.
– Посмотрим? – предложил я.
– Да, вдруг там еда, – встрепенулась Тома. Последовало громкое объявление: – Открываем мешки!
Еда нашлась лишь в одном – сухари и заплесневелый кобылий сыр. Но еда. Ее разделили и съели вмиг. Другие мешки оказались с оружием и доспехами учениц, их с ликующими восторгами разбирали владелицы. Повезло не всем. Доспехи самых мелких по росту и комплекции почему-то отсутствовали.
– Рыкцари брали только годное к использованию, – пояснил дядя Люсик. – Небольшие размеры их не устроили.
В одном мешке нашлись мои с Томой доспехи. Тома радостно взялась примерять. Ну-ну. Я с ехидством наблюдал, как менялись эмоции на ее лице: не влезла.
На свои я не стал даже смотреть. Это женские доспехи, теперь разбираюсь. У мужских грудь сделана и защищена по-другому. Зато на правах спасителя я забрал славный трофей: роскошный нож Гордея. Также из кожаной сбруи за витки намотанной пращи перекочевал маленький кремень. Мало ли. Вещь нужная.
Тома по-прежнему щеголяла в юбке, чем веселила учениц. Ее и бывшие мои доспехи были пожертвованы сборищу царевен, кому не хватило. Их расхватали частями: кому шлемы, кому нательная конструкция, кому наручи и поножи. Каждая понимала: частичный доспех в любом случае лучше отсутствующего полного.
– Чапа, насчет стаи отвечаешь? Они ушли?
Тома глядела мне в глаза, словно я был волшебником. Ясно, не хочет брать ответственность на себя. Или пока не умеет. Главное слово здесь – пока, потом жизнь либо заставит, либо кончится.
– Стая должна уйти, если жить хочет, – поделился я соображением.
– Значит, идем по-прежнему туда?
Раззявленная пасть пещеры темнела бездонной глоткой. Никому не хотелось внутрь.
– Зачем? – Я показал на туман. – Нас уже не видно, теперь можно уйти в любую сторону.
– Кроме низа, – поправил дядя Люсик. – Там рыкцари.
– И кроме верха, – напомнила Тома, – там стая.
– На востоке кладбище, – добавил я. – Там волки.
Повисла тишина принятия Томой сложнейшего решения.
– Привал закончен, – громко объявила она. – Уходим на запад!
Выдвинулись. Где возможно, Юлиан прыгал на одной ноге, опираясь на меня здоровой рукой, в остальное время приходилось его нести.
– Откуда взялись рыкцари в таком количестве? – спросил я дядю Люсика.
– Покинули одну из башен. Или сразу обе.
– Значит, их теснят к горам?
– Думаю, да.
– Они идут к пещерам. К одной или к обеим. Больше некуда. Могут потом уйти за стаей через перевал, если знают как и куда. Нам нужно обойти их сбоку.
– Резонно.
Вспомнилось, что привал называется здесь перекуром.
– Дядя Люсик, откуда столько неместных слов?
Папринций в очередной раз почесал бороду.
– Ангелы занесли.
– Их так много? Не слов, ангелов?
– Единицы. Но за ними повторяют. Слова уходят в народ.
Ничего нового, прозвучало лишь подтверждение того, до чего мы сами давно додумались. И все же. Почему-то приживаются именно ангельские выражения, становясь повсеместными. И язык почти современен нашему. Разве такое может произойти при долгой истории оторванного общества? Или все врут, и она не долгая, или… Или что? Черт его знает. А я хоть и черт, но не больший, чем до того – ангел. Кстати, логическая цепочка: если черт знает, а я нет, значит, я не черт. Как бы это донести до феминистической верхушки местной цивилизации?
Отвесную скалу по левую руку пришлось обходить понизу, спускаясь все ниже и ниже. Тома и Варвара по очереди помогали мне вести и нести Юлиана. Дядя Люсик сам еле шел. Остальная мелкота, ныне достигшая того возраста, в котором я учился с ними в школе, стыдилась своей усталости. Они спотыкались, шатались, но старались. Потом падали, но вставали и снова старались.
Осталось спуститься совсем немного. Там снова будет подъем.
– А как поговорить с ангелами, – вновь обратился я к папринцию, – с теми, кто прошел визит в крепость и сохранил жизнь?
Давно мучил этот вопрос. И не только меня.
– Тоже была такая идея, – сообщил тяжело переставлявший ноги дядя Люсик. – Но я ничего не узнал, кроме взаимоисключающих слухов. Одно несомненно: после визита в крепость ангел перестает быть ангелом.
– Туман рассеивается! – понеслись панические голоса.
– Облако уходит!
– Рыкцари сзади!