– Прости, Марианна. – Мой голос снизился до неуклюжего повинного рокота. – Спасибо, что сказала мне это. Что осмелилась. Давно кто-то должен был сказать. Поставить на место. Спасибо за урок. Иди, ты свободна. И если я вдруг снова… ты не робей, говори, ладно?
На меня впервые вскинулись блеснувшие в ночи глазки:
– Ты… не шутишь?
– Увы.
– Такому командиру я согласна подчиняться. Приказывай.
– Что? – обалдел я от неожиданного поворота.
– Что хочешь.
– Кру-угом! – скомандовал я.
Она развернулась. Грязные лопатки торчали печальными крылышками. Я зачерпнул воды и принялся бережно отмывать их.
Марианна вздрогнула, но не отстранилась.
– Если, конечно, не возражаешь, – поспешно выпалил я.
– А тебе действительно нравится на меня смотреть?
– Очень.
– И это никак не повлияет на твои отношения с Томой?
– Совершенно.
– Даешь слово?
– Даю.
Еще бы не дать, если сказана чистая правда. На мои отношения с Томой происходящее здесь ну никак не повлияет.
– Почему-то я тебе верю. – Марианна снова повернулась ко мне.
Глаза вниз. Челка – на глаза, чтобы намертво, чтобы ни одного шанса. Отгораживаясь, прячась, убегая в себя.
– Знаешь, на самом деле невестором меня объявили для спасения жизни, – с какой-то стати рассказал я.
Противно получилось. Словно женатый кобель втирает лакомой фифочке, что никогда не планировавшийся развод состоится со дня на день. Но громом небесным раздалось:
– Это меняет дело.
Долго опущенное лицо поднялось, на меня глядели два пронзительных глаза, режущих душу не хуже скальпеля хирурга. Глядели в неясном ожидании.
Я положил руки на воду вверх ладонями. Если катал Антонину, то Марианна достойна того же как никто.
– Ложись.
– Зачем?
– Увидишь.
Сказанного оказалось достаточно. Марианна доверчиво опустилась животом на мои запястья.
– Руки вперед. Или в стороны, как удобней. Полетели!
Это действительно был полет. Марианна парила, взбивая в пену встречную воду, взлетала над создаваемыми ею же волнами и ненадолго погружалась в них. Я катал ее большими кругами, пока она сама не сказала:
– Ты, наверное, закружился.
Мы остановились, но она не вставала.
– Хочешь, перевернусь? – обожгло разум.
Я потупился:
– Если хочешь.
– Только если ты хочешь.
Ну что ты будешь с ней делать. Из горла сипло выдавилось:
– Хочу.
Царевна прокрутилась у меня в руках. Глубокие глаза помутнели, заволоклись мечтательной пеленой… и конвульсивно захлопнулись. Марианну снова пронзил стыд. Но теперь она не желала идти у него на поводу. Стала его хозяйкой.
Вроде все, как с Антониной, но какая разница! Там мы использовали друг друга, тайком ловя запретные удовольствия. Словно воровали что-то. Вместе, но каждый для себя. Здесь хотелось дарить. Придерживая Марианну под поясницу, я высвободил одну руку, пальцы осторожно провели по животу, кусавшемуся пупырышками. Царевна вздрогнула, но не открыла глаз. Я понял это как желание продолжения, и моя ладонь принялась нежно смывать оставшуюся грязь. Рука двигалась, как движется африканский охотник – припадая, прислушиваясь, замирая и делая новый легкий, почти не касающийся поверхности шаг… а то вдруг неслась наадреналиненым лыжником по трассе слалома, обходя запретные флажки.
Раскинув руки, устремив взор зажмуренных глаз внутрь себя, поддерживаемая мной Марианна лежала на воде, одновременно стыдясь и желая. Доверяя и боясь. Сомневаясь… но разрешая. И я с нескрываемым наслаждением гладил ее, в уме съедая очередную самую последнюю земляничку. Пальцы мелькали быстро, ласково, невесомо – впитывая ощущения, вызывая ответную дрожь, удаляя последние песчинки, причем находя их в самых неожиданных местах. Или не находя, если быть до конца честным. Быть нечестным с Марианной не хотелось.
– Тебе нравится? – одновременно спросили мы друг друга.
Тела дернулись от синхронно задавленного смешка. По воде пошла рябь, волной обожгло пару сантиметров кожи на пояснице – ниже все давно привыкло и не замечало холода.
– Я все-таки первая спросила! – настояла царевна, отворив тяжелые веки.
Взгляды встретились. Я смотрел на Марианну так, как ни на кого в жизни. Просто не было таких моментов. И таких глаз. И ответа не требовалось. Мое лицо рассказало все. Больше, чем хотелось.
– Да, тебе нравится. Вижу. – Ее лицо заострилось. Темные глаза не мигали. Зрачки стали больше небосвода и глубже Вселенной. – И чувствую.
– А тебе? – глупо выхрипела моя гортань практически без участия мозга.
– И мне нравится, – с гипнотизирующей серьезностью констатировала Марианна. – Что теперь с этим делать?
Вопрос, к которому я оказался не готов. Вместо ответа руки напряглись в попытке прижать к себе сообщницу по сумасшествию, как недавно Антонину.
Марианна не позволила. Соскользнув, она встала ногами на дно.
– Теперь я тебя, – объявила царевна.
Что меня? Погладит? Покатает? Потрогает? Выгнанное с места жительства здравомыслие отказывалось подниматься в мозг.
– Помою.
– Кхм, – кашлянул я. – Уверена?
– А ты?
Я отчаянно выдохнул:
– Давай рискнем.
– Ты замерз. Отойди к берегу, где мелко.
У меня даже мысли не возникло возражать. Я выполнил указание с покорностью, с какой Марианна подчинялась мне.