Читаем Как я был Анной полностью

— Как — что? Протестовать, требовать соблюдения наших прав. Гражданское…

— У кого требовать? Они там такие же ёбнутые, как и мы.

— Не матерись, Иван.

— Чё?

— Не матерись. Я не приемлю мат.

Чёрные колготки и такая вот хуйня. Почему только пороки ходят парой, а добродетели — никогда? Если честно — я устал. Устал скрывать этот ёбаный хруст. Устал думать, прав я или нет. Устал душить одноглазого змея в ванне. Устал хрустеть каждый вечер, потому что все кости давно болят. Устал ходить на могилу к жене и сыну и чего-то там бубнить в своё оправдание. Свобода-шмобода. Заебало.

Короче, пошли мы на митинг. Это на эспланаде. Уёбки называют ее «экспланада». Памятник, площадь, стальных оградок нету, потому что митинги не санкционируют. Человек двести народу. Активисты-ебанаты. Плакаты какие-то. Кремль, конечно, к ним прислушается. Там то ебут, то сушат, а к этим прислушаются. Я на толпу коротко глянул, потому что на Таисию смотрел. У неё такой профиль… Порода, понимаете? Хочется на корточки присесть и колени ей поцеловать. Не штукатурщица. И не продавщица. Вдруг смотрю — у Таисии по лицу дрожь пробежала. Да ну, думаю, нахуй! Не может быть, блядь! Не сейчас. Нет, сейчас. Всех ебанатов накрыло. И ментов. Они за Драмтеатром высадились, а теперь прямо на нас бежали. С дубинками и в скафандрах. Ебанаты заорали: «Пока мы едины — мы непобедимы! Пока мы едины — мы непобедимы!» Менты в долгу не остались. Удивили меня даже. Фронтовую «Катюшу» грянули: «Выходила на берег Катюша…» Пиздец.

Тут ебанаты стволы поизвлекали. Не все, но многие. Смотрю — Таисия в первый ряд пролезла и орёт громче всех. С голыми руками на ментов готова идти. Ёбнутая. А менты тоже не дураки. Дубинки на пояса вернули и за автоматы взялись. Такое напряжение, такая пизданутость, как будто фильм смотришь. Храброе, блядь, сердце. И что те бесят, что эти, понимаете? У меня чуть пена с губ не закапала, так они меня все выбесили. Дебильё. Нахуй, думаю. Не в свободе дело. Просто я наотрез отказываюсь жить в этом ёбнутом мире. Пусть в клетку сажают. И Тайра Бэнкс чтоб. И пельмени. Нахуй пошли. Сын, жена, Спаситель… Нахуй, нахуй, нахуй. Подошёл к микрофону, сцепил пальцы в замок. Хрук. Хрук. Хрук, хрук, хрук, хрук, хрук.

Очнулись. Окружили. И менты, и ебанаты. Смотрят. Глядят прямо. Спаситель, бормочут. Спаситель-шмаситель, говорю. Вызывайте уже старших, бляди. Я готов. Вы меня все так заебали, что я готов. Вызвали. Целый вертолёт прилетел. Без рук, говорю, суки! Сам сяду. Сел. Больше я в Перми не был. Нигде больше не был. Хрустов поназаписывал. С Тайрой Бэнкс, правда, пробросили. И гулять одному не дают. И пить не дают. И курить. Зато хату трёхкомнатную дали. И в клетку не посадили. И женщин привозят. И чудес ждут, гады. В рот заглядывают. Записи, оно, конечно, записи. Но, может, я ещё какой финт изображу? Не знаю. Когда хруст в эфир пустили, всем полегчало. Конечно, припадки до сих пор случаются, но всё реже и реже. А может, это психосоматика такая. Они же все ёбнутые и верят истово. Так что хуй проссышь. Завтра операция. В мозгах ковыряться будут. Я сам согласился. Они лебезят, халдеи. Спаситель то, Спаситель это. А я водки хочу. И сигарету выдолбить. Что на выходе получится — понятия не имею. Как говорит один мой приятель — поживём, блядь, увидим.

<p>Mens non eligere</p>

Высокие и низкорослые, бритые наголо и стриженные под канадку, с пороховыми татуировками и без — все эти мужики были поджарыми, голыми, все сидели в сауне и все работали на тяжёлом бетоне второго производства пермского строительного завода. Полчаса назад закончилась двенадцатичасовая ночная смена. За дверью сауны, за душевыми, за цехом, за складом готовой продукции, за толстыми стенами над бескрайним сосновым лесом уже взошло солнце. Оно выхватило из полумглы автомобильную стоянку, где дружными рядами, плечом к плечу, застыли «мерседесы», «порше», «лэнд крузеры». Они блестели каким-то решительным блеском, как бы говоря этому миру — мы крепко стоим на ногах, нас не сдвинешь, не прошьёшь.

Но мужики не говорили о машинах, как не говорили они о солнце, о лете или ещё о чем-либо, ибо час сауны был часом тишины, солёного жара, спокойного молчания, когда можно медленно подумать, как бы перекатывая мысли во рту. На верхней полке, положив на мрамор кедровые сидушки, нежились Иван и Пётр — люди заслуженные, отдавшие производству без малого двадцать пять лет жизни.

Иван откинулся на стенку, закинул ногу на ногу, иногда покачивая высокой сандалией из сыромятной кожи. Лицо его, с впалыми щеками и перебитым в молодости носом, да так и сросшимся, то кривилось, то прояснялось. Иван строил на Кипре дачу, и его жена настаивала на коринфских колоннах, ему же хотелось ионические. Он любил строгую красоту свитков, коринфские колонны казались Ивану непричёсанными и напоминали о хипстерах и богеме.

Перейти на страницу:

Все книги серии Роман поколения

Рамка
Рамка

Ксения Букша родилась в 1983 году в Ленинграде. Окончила экономический факультет СПбГУ, работала журналистом, копирайтером, переводчиком. Писать начала в четырнадцать лет. Автор книги «Жизнь господина Хашим Мансурова», сборника рассказов «Мы живём неправильно», биографии Казимира Малевича, а также романа «Завод "Свобода"», удостоенного премии «Национальный бестселлер».В стране праздник – коронация царя. На Островки съехались тысячи людей, из них десять не смогли пройти через рамку. Не знакомые друг с другом, они оказываются запертыми на сутки в келье Островецкого кремля «до выяснения обстоятельств». И вот тут, в замкнутом пространстве, проявляются не только их характеры, но и лицо страны, в которой мы живём уже сейчас.Роман «Рамка» – вызывающая социально-политическая сатира, настолько смелая и откровенная, что её невозможно не заметить. Она сама как будто звенит, проходя сквозь рамку читательского внимания. Не нормальная и не удобная, но смешная до горьких слёз – проза о том, что уже стало нормой.

Борис Владимирович Крылов , Ксения Сергеевна Букша

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Научная Фантастика / Проза прочее
Открывается внутрь
Открывается внутрь

Ксения Букша – писатель, копирайтер, переводчик, журналист. Автор биографии Казимира Малевича, романов «Завод "Свобода"» (премия «Национальный бестселлер») и «Рамка».«Пока Рита плавает, я рисую наброски: родителей, тренеров, мальчишек и девчонок. Детей рисовать труднее всего, потому что они все время вертятся. Постоянно получается так, что у меня на бумаге четыре ноги и три руки. Но если подумать, это ведь правда: когда мы сидим, у нас ног две, а когда бежим – двенадцать. Когда я рисую, никто меня не замечает».Ксения Букша тоже рисует человека одним штрихом, одной точной фразой. В этой книге живут не персонажи и не герои, а именно люди. Странные, заброшенные, усталые, счастливые, несчастные, но всегда настоящие. Автор не придумывает их, скорее – дает им слово. Зарисовки складываются в единую историю, ситуации – в общую судьбу, и чужие оказываются (а иногда и становятся) близкими.Роман печатается с сохранением авторской орфографии и пунктуации.Книга содержит нецензурную брань

Ксения Сергеевна Букша

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее
Раунд. Оптический роман
Раунд. Оптический роман

Анна Немзер родилась в 1980 году, закончила историко-филологический факультет РГГУ. Шеф-редактор и ведущая телеканала «Дождь», соавтор проекта «Музей 90-х», занимается изучением исторической памяти и стирания границ между историей и политикой. Дебютный роман «Плен» (2013) был посвящен травматическому военному опыту и стал финалистом премии Ивана Петровича Белкина.Роман «Раунд» построен на разговорах. Человека с человеком – интервью, допрос у следователя, сеанс у психоаналитика, показания в зале суда, рэп-баттл; человека с прошлым и с самим собой.Благодаря особой авторской оптике кадры старой кинохроники обретают цвет, затертые проблемы – остроту и боль, а человеческие судьбы – страсть и, возможно, прощение.«Оптический роман» про силу воли и ценность слова. Но прежде всего – про любовь.Содержит нецензурную брань.

Анна Андреевна Немзер

Современная русская и зарубежная проза
В Советском Союзе не было аддерола
В Советском Союзе не было аддерола

Ольга Брейнингер родилась в Казахстане в 1987 году. Окончила Литературный институт им. А.М. Горького и магистратуру Оксфордского университета. Живет в Бостоне (США), пишет докторскую диссертацию и преподает в Гарвардском университете. Публиковалась в журналах «Октябрь», «Дружба народов», «Новое Литературное обозрение». Дебютный роман «В Советском Союзе не было аддерола» вызвал горячие споры и попал в лонг-листы премий «Национальный бестселлер» и «Большая книга».Героиня романа – молодая женщина родом из СССР, докторант Гарварда, – участвует в «эксперименте века» по программированию личности. Идеальный кандидат для эксперимента, этническая немка, вырванная в 1990-е годы из родного Казахстана, – она вихрем пронеслась через Европу, Америку и Чечню в поисках дома, добилась карьерного успеха, но в этом водовороте потеряла свою идентичность.Завтра она будет представлена миру как «сверхчеловек», а сегодня вспоминает свое прошлое и думает о таких же, как она, – бесконечно одиноких молодых людях, для которых нет границ возможного и которым нечего терять.В книгу также вошел цикл рассказов «Жизнь на взлет».

Ольга Брейнингер

Современная русская и зарубежная проза

Похожие книги