Как я был Анной

Аттракцион технологически сложен, но в применении прост. Ты вставляешь себе глаза великого человека, чтобы увидеть мир его глазами. Мы все чуть-чуть превратились в киборгов, а свои глаза заменяли искусственными лет в сорок, потому что они удобнее и практичнее ретроградных линз. Я заменил свои в тридцать. Когда эта мода набрала обороты, Apple запустила Eye. Любой человек с деньгами отныне мог посмотреть на мир глазами Поллока, Феллини, Малевича и т. д. Короче, начиная с XX века, потому что к мозгам, умершим раньше, Apple доступа не имела.

Eye родился из виртуальной реальности, нейронных сетей и медико-психологических исследований. Достаёшь искусственный глаз, вставляешь «ауе», и луч с внутренней стороны устройства транслирует в мозг картинку, вернее, преломляет существующую реальность определенным образом. В этом луче — всё ноу-хау. Не знаю, как лучше объяснить. Точно так же, как раньше мы не могли толком объяснить устройство примитивного айфона. Вообще, тогда стало ясно, что мир будет меняться именно на стыках. Науки и жанры уже дожевали себя и теперь тянулись друг к другу, желая обновиться, напитаться чужим кислородом. Слово «синтез» стало гимном нашего времени.

В самом начале «ауе» был примитивным и штырил не особо, однако с каждым годом качество мировосприятия повышалось. К 2056 году оно стало таким впечатляющим, что заштырило всех. В 2058-м аттракцион Eye законодательно запретили во всех странах мира. Люди отказывались его покидать, то есть вынимать чужие глаза. Меня тоже накрыло этой волной. Мои родные глаза — глаза дальтоника. Искусственные глаза, которые я поставил в тридцать лет, повысили цветоощущение, но незначительно.

Зато когда я вставил себе «ауе», мир впервые заиграл красками. Не знаю, с чем это сравнить. Это, наверное, как в пустыне, умирая от жажды, вдруг попасть под ливень. Или выбежать из карцера на Лазурное побережье. Вставив себе глаза Джексона Поллока, я увидел, что такое охра, киноварь, сурик, крон, умбра, кобальт. Это как второе рождение. Мои глаза, то есть не мои, но в то же время мои, превратились в орган чувств, эрогенную зону, нечто настолько самодостаточное, что я готов был выстроить вокруг них свою жизнь.

Естественно, я не вынул их ни через день, ни через месяц, ни через год. В августе 2057-го моё сознание помутилось. Мозг, казалось, не выдержал мировосприятия Поллока. Собственно, тогда-то я и понял главную ошибку Apple. Они забыли про человеческую фантазию, эмпатию и культ индивидуальности. Сами по себе глаза Поллока не побуждали меня быть им. Они просто транслировали в мозг некую картинку, спектрально-чувственно похожую, по мнению разработчиков Apple, на ту, которую видел Поллок. Но я программировал себя сам. Я прочёл все книги о Поллоке. Пересмотрел все его картины. Я стал одеваться, как одевался он. Поступил на курсы английского. Закурил «Лаки Страйк». Я даже перестал воспринимать жизнь как экзистенциальную драму, а стал видеть в ней только случай. Конец пришёл, когда я купил холст и краски.

Моя неспособность создать шедевр породила внутренний разлад и трудоголизм. Я бросал краски на холст снова и снова, снова и снова, снова и снова. И не рождал ничего. В ту пору я ещё был женат, но между мной и женой встал Поллок, и никто из нас не сумел его перепрыгнуть. Теперь я понимаю, что это была стена отчуждения. Даже — Великая китайская стена отчуждения, которую надо штурмовать с тем же жаром, с каким штурмуют небо. Однако штурмовать стену и небо одновременно невозможно, а мне казалось, что я штурмую небо и нет ничего важнее этого. Жена ушла. Она не думала, что я безумен. Никто из нас тогда не связывал безумие с аттракционом Apple.

Вскоре меня увезли в психиатрическую больницу. В тот день закончились холсты, и я выбежал в подъезд бросать краски на стену. Я был в одном халате, но снял его, потому что вспотел. Соседи вызвали полицию. Вслед за полицией прибыла бригада врачей. На меня надели смирительную рубашку и увезли в психдиспансер. Я заговаривался. Называл себя Джексоном Поллоком. На следующий день из меня достали «ауе». Мир сделался бесцветным. Чёрно-белая палата сдавила плечи. Я хорошо помню, о чём тогда думал, вернее, что чувствовал. Меня разлучили с любимым. Не передать словами. Я выл. Я бился на вязках, как жерех на крючке. Мне кололи химию. Химия была повсюду — в моих венах, во рту, в еде. Во всяком случае, мне так казалось.