#Как это было у меня. 90-е

Он был сложным и по задумке, и по количеству задействованных в нем структур. В проекте участвовали финансовые управления 60 субъектов Российской Федерации – от столичных вроде Московской области до далекого Агинско-Бурятского автономного округа. Была в него вовлечена и биржа – ММВБ[31], – этот проект оказался для них, сотрудников биржи, в тот момент самым большим и новым. Был вовлечен Минфин. Был вовлечен также весь рынок инвесторов, который пристально стал следить за проектом: продадим мы или нет весь этот объем бумаг?

А ведь мы должны были продать облигаций российских регионов на миллиард долларов!

«Коммерсант» для красного словца обозвал их «сельскими». Я обижался, звонил их главному редактору. «Это – агробонды, в крайнем случае – облигации субъектов Федерации», – пытался я переучить журналистов. Но в «Коммерсанте» стояли на своем: «Мы будем называть их… “сельскими” облигациями».

Белла (1997 год)

Она называла меня «áгент».

С ударением на первое «А». Именно «áгент», а не «агéнт».

С Беллой Ильиничной Златкис я познакомился почти сразу же, как мы ввязались в тот проект по агробондам. Василий Ковалев, заместитель министра финансов, ответственный за агропромышленный комплекс, почти сразу отправил меня к ней, как только увидел в моем проекте слова «облигации», «депозитарий», «биржа» и пр.

Белла Ильинична – ей было тогда около пятидесяти – отвечала в Минфине за все ценные бумаги.

Встретила она меня несколько настороженно и свысока.

Настороженно, потому что она вообще не очень любила общаться с коммерческими структурами, разными банками и компаниями, а любила работать в тиши кабинета и наедине со своим большим компьютером. Попасть к ней на встречу какому-нибудь банкиру или коммерсанту было почти невозможно.

Белла Ильинична была кристально строга к бизнесу – и к тому, что ее могут заподозрить в каких-то бизнес-контактах. Я понял это не сразу, хотя ее опасения были вполне понятны.

Ей позвонил заместитель министра финансов и попросил принять какого-то банкира. Ковалев не был ее прямым начальником, но ранг имел более высокий. Он был заместитель министра, а она только глава департамента. И при этом он просил принять не просто какого-то банкира, а из банка МФК. Белла Ильинична прекрасно знала, что МФК – банк Потанина, первого вице-премьера, и потому отнеслась ко мне поначалу настороженно.

Кроме того, она смотрела на меня несколько свысока. Я пришел по звонку замминистра, курировавшего сельское хозяйство! Где у нас сельское хозяйство – и где ценные бумаги? Это же небо и земля!

Мне кажется, тогда Белле Ильиничне вообще впервые позвонили из департамента сельского хозяйства.

Она руководила всего-навсего одним из департаментов, но по влиянию и авторитету тогда в Минфине она была номер один. Именно она отвечала тогда за то, чтобы в Минфине… были деньги. Именно она придумала и создала рынок ГКО, через который в то время правительство финансировало свой дефицит бюджета.

Это было ее детище.

Там, у себя в кабинете, за большим монитором своего компьютера она ежедневно следила за какими-то котировками, спредами, свопами и прочими циферками. И в результате движения всех этих котировок и циферок в Минфин… приходили деньги!

Мне кажется, тогда в Министерстве финансов никто, кроме нее, в этом ничего не понимал. Она сама разработала этот механизм и сама его внедрила. Точнее, не сама, а вместе с ребятами из ЦБ, но все-таки основным мозгом проекта оставалась она, Белла Ильинична Златкис.

И потому ее авторитет там, на Ильинке, был непререкаем.

Она с некоторым скепсисом выслушала суть моего предложения, позадавала какие-то вопросы и отправила меня на биржу к Захарову. Мол, поговорите с ним, посмотрим, что он скажет. Сможет ли он организовать торговлю на ММВБ сразу 50–60 облигациями разных субъектов РФ?

– Точнее, 150, – поправил я. – Ведь мы предполагаем, что у каждой облигации будет три транша – один, два и три года.