#Как это было у меня. 90-е

– Тем более, – ответила Белла Ильинична. – К тому же регионы ведь разные: какие-то – вполне состоятельные, а другие – на грани банкротства. Как инвесторы будут покупать такие облигации? И будут ли вообще? А кто напишет проспекты эмиссии? В регионах же нет специалистов!»

В общем, было видно, что у Беллы Ильиничны куча вопросов и она с трудом верит в эту затею.

Но, с другой стороны, я сразу уловил в ее взгляде искорку реального интереса и интриги. Она увидела, что я пришел не с какой-то «левой» темой, не с коррупционной сделкой. Я не собирался просить денег или предлагать что-то купить. Наоборот, я пришел с проектом, как привлечь деньги в Минфин.

Она это сразу уловила, и я увидел, что моя идея ее тоже воодушевила. По ее глазам было заметно, что проект ее возбудил.

Уже через неделю мы провели переговоры с биржей. Там предложение встретили тоже со скепсисом, но и с большим интересом – тем более после звонка Златкис.

– Это все сделать очень трудно, но можно, – вот что ответили нам по завершении долгих обсуждений. – Все, что зависит от биржи, мы сделаем, вот только мы не уверены, что такие облигации кто-то купит. И кто будет заниматься продажей этих бумаг, искать инвесторов? – спросили нас.

– Об этом не беспокойтесь, мы берем это на себя, – уверенно ответили мы, хотя в тот момент вообще не знали, кому такие бумаги могут быть нужны или хотя бы интересны.

Тогда мы еще блефовали.

Позже, когда проект уже был в самом разгаре, мы встречались с Беллой Ильиничной регулярно, каждую среду, в 12:00.

– О! Агент пришел, – звучно приветствовала она меня в своем кабинете с ударением на первое «А». «Агент».

Раз в неделю мы собирались у нее, чтобы формально назначить стартовую цену очередной порции облигаций субъектов РФ – агробондов. Это уже превратилось в рутину, я приезжал в Минфин как на работу.

Мы, банк МФК, стали тогда официальным торговым агентом Министерства финансов по продаже через биржу облигаций субъектов РФ. Мы сами придумали эту номинацию – торговый агент Минфина.

В принципе, министерство могло организовать продажу облигаций и без торгового агента и вообще все делать самостоятельно. Но Златкис не стала сопротивляться, когда мы ввели эту позицию – торговый агент – в сам проект.

Мы включили ее исключительно для себя. Мы долго ломали голову: как же вставить себя в проект? И в результате придумали, что министерству нужно иметь торгового агента. Златкис, конечно, все поняла, но пропустила это предложение. Я думаю, во-первых, она сама не была еще уверена в успехе проекта и в том, что кто-то купит эти облигации, так что решила: пусть за успех или неуспех проекта отвечает торговый агент. А во-вторых, проект придумали мы, МФК. Мы предложили его, мы его реализовали. Она это понимала – и, думаю, оценила. Но продолжала называть меня «áгент», с ударением на первое «А», как бы подмигивая мне: мол, я девочка умная, все понимаю.

Через три месяца после нашей первой встречи мы уже провели первый аукцион по агробондам на бирже. Этот аукцион был сверхуспешен, спрос превысил предложение в два раза, и вся порция облигаций была сразу продана!

Я взял бутылку шампанского и поехал к Белле Ильиничне.

Она улыбалась.

Не сговариваясь со мной, тоже с цветами и шампанским приехал Захаров, глава биржи.

Мы сидели у нее в кабинете и, счастливые, пили шампанское.

Белла Ильинична радовалась, что удалось организовать что-то новое, кроме ГКО. Захаров был доволен тем, что мы смогли в один момент запустить такой огромный рынок, как рынок субфедеральных займов на ММВБ.

Мы все сидели немного очумелые от произошедшего. Сказать по правде, за три месяца до того, или даже за месяц, в такое трудно было поверить.

Это была победа!

Именно тогда, в тот момент, в кабинете Беллы Златкис я забыл про крах ТУБа. Он перестал меня мучить, приходить ко мне ночами и ушел куда-то далеко-далеко.

Для меня началась новая жизнь.

P.S.

После первого успешного аукциона я стал приезжать к Белле Ильиничне каждую неделю. Она назначала стартовую цену по бондам. Я все время просил дать цену чуть пониже, чтобы легче было привлечь инвесторов. Златкис слушала меня, но особо не торговалась со мной и все время назначала цену чуть выше, чем я просил.

Но каждый раз аукцион проходил удачно, и все бумаги продавались.

Я, конечно, знал, кто покупает все эти бумаги… но ничего ей об этом не говорил.

А она не спрашивала.