Но это не шутка.
– Вайолет, вам нравятся птицы?
Кажется, с тех пор как я вышла на свободу, я только и делаю, что лью слезы, и сейчас опять вот-вот расплачусь.
– Доктор Петров, думаю, я их люблю.
– Любите. – Он качает головой: ответ неверный. – Ну что ж, люди всегда люди. Миссис Роча уходит через две недели.
В «Данкин Донатс» меня повысили до старшей смены, когда мне было семнадцать, и это казалось большим достижением. Но сейчас…
– Меня зовут Михаил, – продолжает он. – Друзья называют Мишей.
Знаете, как мужчины иногда раздевают тебя взглядом? Миша раздевает мое лицо, это длится довольно долго и, поверьте, пронимает меня до самого нутра.
– Миша, – наконец говорю я.
– Верно.
Его имя как вкус шоколада, и оно остается со мной на весь день.
Вскоре после трех часов он заходит в Птичью гостиную, где я мою из душа Олли в ожидании студента-психолога, у которого сегодня смена с четырех до восьми, но он вечно опаздывает. Предыдущий студент должен был работать до четырех, но ушел пораньше из-за мигрени, известной также как похмелье.
– Я ухожу, – сообщает Миша, позвякивая ключами от машины.
Ему приходится участвовать в деловых встречах, чего он ужасно не любит. И сегодня у него первая, что устроила я – с преподавателем маркетинга. Идея моя такая: пусть студенты придумают для лаборатории рекламную кампанию.
– Глупая идея.
– Ням-ням, – сипит Олли.
– Олли считает, что идея ням-ням. – Повернувшись спиной к Мише, я хорошенько опрыскиваю Олли.
– Не называйте его Олли. Он ваш коллега, а не домашний питомец.
Олли громко ликует, радостно щебечет – значит, Миша подошел ближе. Я спиной ощущаю его тепло. Он ничего не говорит, просто топчется сзади, но его присутствие я слышу как сильный гул, и Олли, почувствовав, что я отвлеклась, клювом выбивает у меня из рук опрыскиватель. Тот с грохотом падает на пол, я наклоняюсь за ним, Миша отступает.
– Тогда до завтра, – говорит он.
Я опять отворачиваюсь, чтобы заняться Олли, прячу свое пылающее лицо.
– Пока-пока, – кричит Олли вслед выходящему из Птичьей гостиной Мише.
Дверь с мягким щелчком закрывается. Затаив дыхание, я прислушиваюсь к его шагам: вот они удаляются по коридору, доносятся из приемной и затихают. Минуту спустя внизу громко стукает дверь, и я несусь в Комнату для наблюдений, откуда можно увидеть, как в сиянии яркого солнца он быстро идет к машине. Прежде чем сесть в нее, он поднимает голову. Между нами метров сорок-пятьдесят, да еще оконное стекло, но наши взгляды встречаются, и будто молния вспыхивает. Он покачивает ключи, медлит, словно спрашивая: «Мне вернуться?»
«Да, – мысленно прошу я, – вернись», но он садится в машину и уезжает, а я остаюсь в сильнейшем возбуждении и с колотящимся где-то в горле сердцем. Разумеется, все это мне только привиделось. Он уехал, оставив меня растревоженную, не знающую, что и думать, – а может, на это и было рассчитано?
В конце дня в раздевалку, когда я снимаю халат, входит миссис Роча. Под мышкой у нее что-то скатанное в сверток.
– Значит, через две недели, миссис Роча?
Она поджимает ярко накрашенные губы.
– Я тебе не говорила, так как не хочу никаких причитаний.
Только после этих слов я понимаю, как же мне будет ее не хватать.
– Мне вы могли бы сказать. Я не из плаксивых. – И это мое самое отъявленное вранье в жизни.
– Не люблю суеты. Мы приходим, мы уходим. Это жизнь.
Миссис Роча маленькая, коренастая, она сидит на низеньком стульчике у двери, и у меня мелькает нелепая картинка: сказочный зверек – ежик, например, – делится жизненной премудростью с молодым ежиком, который пока только учится жить в лесу.
– Доктор Петров нуждается в помощи, как ты, конечно, уже поняла. Здесь нужна женщина, чтобы держать все на плаву, и так было всегда.
– Мне будет вас не хватать, – говорю я.
Миссис Роча многому меня научила, в том числе вязать и плести бахрому, в тюрьме я этого так и не освоила.
– Это, конечно, очень мило. – Она встает. – Хотела дождаться последнего дня, но опять же – слезы.
– Опять же – не из плаксивых.
– Ну и хорошо. Тогда вот что. – Она протягивает мне шаль: – Вспомнишь меня следующей зимой, когда я уже буду греть кости под солнцем Аризоны.
Ах, какая красота: красное с золотом, черная кайма и до того мягкая, словно связана из облака, такую шаль не стыдно и на королевскую свадьбу преподнести.
– Так, Вайолет. – Миссис Роча выхватывает салфетку из вязаной коробочки. – О чем я говорила?
Даже выйдя на улицу, я еще всхлипываю. Шаль довольно объемная, мне некуда ее убрать, я решаю поехать домой на автобусе и перехожу на другую сторону улицы, к остановке. Женщина, с виду профессор, улыбается мне.
– Подарок по случаю повышения в должности, – объясняю я.