Этот метод называется «модель-соперник» и основывается на работе немецкого ученого, доведенной до совершенства американкой, которую доктор Петров называет «та женщина из Кембриджа». Я изображаю «модель», демонстрируя поведение, которое, по замыслу доктора Петрова, должно имитировать птичье, и когда я делаю все правильно, то становлюсь «соперником» в борьбе за внимание доктора Петрова, и это выводит птиц на новый уровень – ведь они терпеть не могут, когда их лишают внимания. Особенно внимания доктора Петрова.
Работая «моделью», я должна медленно, с энтузиазмом и четко произнести «Пробка».
– Верно, Вайолет! – говорит доктор Петров. – Пробка! Молодец!
Знаю, что это глупо, но меня пронзает радость. Доктор Петров отдает мне пробку – награда за верный ответ, – и теперь мне полагается изобразить, будто пробка – именно то, чего я вожделею, представить ее как самую соблазнительную и лакомую награду. А это не так уж просто. Ведь это просто пробка.
Алан нахохливается – он яростно желает заполучить пробку. А я воркую над пробкой с минуту, пока не наступает время поменяться ролями. Я подношу пробку к лицу доктора Петрова:
– Доктор Петров, смотри. Какая игрушка?
– Пробка, – отвечает он.
– Верно, доктор Петров! Пробка! Молодец! – Я радуюсь, когда он хвалит меня, но еще больше мне нравится хвалить его.
– Какая замечательная пробка, – говорит он, когда я передаю ему игрушку. – Какая великолепная, удивительная пробка!
Я не могу сдержать смех, у него такой вид, будто пробка – это шоколадка «Годива» и героин разом. Но доктор Петров остается предельно серьезен, и столь же серьезно наблюдает за ним Алан.
Мы снова меняемся ролями.
– Вайолет, какая игрушка?
– Грррч, – говорю я.
Мы так условились.
– Нет, Вайолет. Неверно. – Он поворачивается ко мне спиной на две томительные секунды, как будто я его невероятно разочаровала.
По-моему, я чувствую себя как Алан, тоскующий по вниманию доктора Петрова, и вот это внимание снова обращено на меня.
– Давай еще раз, Вайолет. Какая игрушка?
Я опять издаю бессмысленный псевдоптичий звук, и доктор Петров опять выговаривает мне, поворачивается спиной. Через несколько секунд он снова разворачивается ко мне.
– Давай еще раз, Вайолет. Какая игрушка?
– Пробка.
– Верно, Вайолет! Пробка! Молодец!
Так мы и продолжаем, туда-сюда, снова и снова, пока он наконец не обращается к напряженно замершему Алану:
– Алан, смотри. Какая игрушка?
Алан медлит, он явно весь на нервах, бедняга.
– Про, – говорит он.
Понадобится какое-то время, прежде чем Алан выдаст все слово, но «про» вполне заслуживает лакомства.
– Верно, Алан! – радуется доктор Петров. – Пробка! Молодец!
Так оно и есть, Алан и вправду молодец, он уже знает нужное слово, но пока не может его произнести. Это требует тренировки – как, скажем, если учишь русские слова. Язык должен освоить новые движения.
Доктор Петров отдает приз Алану, который отрывается по полной, с упоением терзая пробку. Я записываю частично правильный ответ Алана в журнал наблюдений, а доктор Петров откидывается на стуле, как только что хорошо отобедавший человек.
– К концу недели он освоит слово.
– Согласна. – Я жутко рада за Алана, за доктора Петрова. За себя. Маленькие удачи – птицы нас этому учат.
– Вайолет, должен вам сообщить. Миссис Роча уходит от нас.
Вот это новость. Миссис Роча проработала здесь так долго, что пух от ее пряжи буквально повсюду: на раковине в туалете, в птичьей коробке с игрушками, между страниц журнала в приемной.
– Оказывается, она желает переквалифицироваться в бабушку, – объясняет он. – И погреть косточки под солнцем Аризоны.
Солнечные ванны в его интерпретации – что-то из курса молодого бойца.
– Она мне ничего не говорила.
– Миссис Роча – запертый сейф. Знаете, что внутри?
– Нет.
– Пряжа. – Он качает головой. – Вы неплохо освоились. Следуете инструкциям. К тому же понимаете птиц. – Он не улыбается. – Я хочу предложить вам ее работу.
Я провела здесь достаточно времени, чтобы узнать, чего я не знаю, – а не знаю я почти ничего.
– Мне моя работа нравится, – говорю я.
– Вы продолжите заниматься ею.
– И работой миссис Роча тоже?
– Как вы думаете, чем целый день занята миссис Роча? – вопрошает он. – Составляет расписание. Разбирается с финансами, которых обычно нет. От случая к случаю заставляет меня давать интервью. Все остальное время она вяжет свои платки.
– Доктор Петров, она делает гораздо больше, – возражаю я.
Вообще-то, если подумать, миссис Роча каждый день дает мне задания, якобы сама она не успевает.
– Благодаря миссис Роча я стою на твердой почве, – продолжает доктор Петров. – Надежная женщина, которая никогда не перечит.
Все это звучит чуточку странно, словно предназначено для ушей человека, которого здесь нет. О личной жизни доктора Петрова мне известно лишь одно: несмотря на наличие обручального кольца, личной жизни у него не так уж много, поскольку он всегда в лаборатории. Вид у него сейчас какой-то беспомощный, даже взгляд слегка затуманился.
– Доктор Петров, но я даже в университете не училась.
– Как и он, – отвечает он, имея в виду Алана. – Но хорошо обучаем.
– А-а, – понимаю я. – Ха-ха.