Ближе к концу интервью я обычно пытаюсь заставить приглашенных на симпозиум писателей выйти за рамки заявленной темы, рассказать, какие уроки они смогли извлечь за всю профессиональную жизнь, какой совет они могли бы дать начинающим писателям. Так я даю им шанс поразмышлять не только о том, что они написали, но суммировать свои знания и подарить аудитории вдохновение. Я пытаюсь заставить их выйти на следующий уровень обобщения.
Такой подход полезен и в других ситуациях. Социальных работников, например, интересуют не только факты (хотя они очень важны); они смотрят на умственное, эмоциональное и физическое состояние клиента и его окружение. Специалисты отдела кадров ищут кандидатов не только для того, чтобы те рассказали о способах преодоления стресса на работе; они ищут людей, которые встроятся в корпоративную культуру. Когда врач обсуждает со мной мои мигрени, он пытается не только найти оптимальное обезболивающее. Он задает вопросы, чтобы понять причину мигреней, то есть смотрит на мою историю болезни более широко.
Для писателей более широкая перспектива также представляет больший интерес. Она дает возможность обсудить общечеловеческие вопросы. Например, было очень познавательно ближе к концу интервью узнать от Джозефа Уэмбо, писателя, известность которому принесли романы о буднях американской полиции, что каждую новую книгу ему писать сложнее, а не легче. Для начинающих писателей, которые испытывают то приливы, то отливы энтузиазма, такое откровение оказалось одновременно вдохновляющим («Я не один боюсь и сомневаюсь в себе!») и разочаровывающим («То есть вы хотите сказать, что легче с годами не становится?»). Но это замечательный способ забежать вперед. Сатирик Кристофер Бакли как-то сказал мне, что, если бы он знал, как сложно быть писателем, он выбрал бы другую профессию.
Писательница Энн Ламотт сказала, что у нее по-прежнему есть проблемы с дисциплиной, и уподобила свое писательское «я» собаке, которая гонится за игрушкой в одном углу комнаты, подбрасывает ее в воздух и бежит за ней в другой угол. Еще один ее образ: представим, что у каждого из нас есть сто долларов креативности на день. Как мы потратим эти сто долларов? Если сегодня у нас всего два часа на работу, какое-то время мы потратим на интернет, предположим, это будет эквивалент пятнадцати долларов. Потом мы сможем сосредоточиться на писательстве и с умом потратить оставшиеся шестьдесят пять долларов. Затем нам, возможно, понадобится начальный курс математики, чтобы понять, почему не выходит ровно сто баксов. Сколько бы рабочего времени ни было в сутках, помните, что часть этого времени можно уделить творчеству. Это время нельзя отложить в банковскую ячейку до завтра. Сто долларов у вас есть только сегодня.
Какой хороший совет от человека с богатым профессиональным опытом!
Такие ответы возможны только на отвлеченные вопросы, а к ним обычно переходят ближе к концу интервью, когда между собеседниками установились приятельские взаимоотношения и достаточный уровень доверия. Когда я спросил у Джаннетт Уоллс, автора «Замка из стекла» (The Glass Castle), простила ли она своих родителей за то, что происходило в ее детстве, она дала мне гораздо более проникновенный ответ, чем если бы я спросил об этом в самом начале разговора.
Перенос некоторых тем на конец интервью – это еще один пример сходства между интервью и хорошо написанной историей или материалом. Иногда в статье, вместо того чтобы разрешать конфликты и устранять всевозможные «хвосты», мы отсылаем читателей к тому, над чем они могут задуматься. Мы как бы «забрасываем крючок», чтобы история надолго зацепила читателей. Они не прекращают думать, что же станет с героями даже после того, как дочитают книгу. Если вы видели фильм «Три билборда на границе Эббинга, Миссури» (Three Billboards Outside Ebbing, Missouri), вы знаете, о чем я говорю.
Наверное, вы нередко видели, что новостной репортаж заканчивается цитатой одного из ключевых источников информации. Это явление того же порядка: цитата требует других знаков препинания, не безоговорочной точки. Когда я закончил репортаж о стрельбе в школе цитатой из интервью с одной девочкой, которая находилась в школе во время трагедии и только что вышла из кабинета психолога – «Сегодня я повзрослела слишком быстро», – я преследовал одну-единственную цель. Я хотел, чтобы у читателя осталось длительное послевкусие. Такое окончание статьи выводит читателя на более глубокий уровень, чем если бы я просто привел в завершение сухой факт, скажем, «подросток, обвиняемый в убийстве школьников, взят под стражу». В первом случае в конце мы слышим эхо. Во втором – глухой удар.