Опять же, я понимаю его действия. Он был в курсе дебатов, разразившихся вокруг той главы автобиографии. Но если бы он был внимательнее к словам Хайнд, то сформулировал бы вопрос совсем иначе. Он не стал бы просить повторить то, что прочел в книге. В первой части интервью Хайнд не менее шести раз говорит, что не хочет пересказывать написанное.
На этом этапе лучшим решением со стороны Грина было бы вывернуть на более общие темы, а не настаивать на пересказе скабрезной истории. Кто-то должен быть главным в интервью, и лучше, чтобы это был интервьюер, но существует большая разница между главенствующей позицией в разговоре и полной глухотой к тому, что говорит собеседник.
Надо отдать должное Грину: он пытается спасти положение, предлагая ей рассказать историю более подробно, чем она описана в книге, но это довольно неуклюжий ход. Я далеко не поклонник фраз наподобие «Расскажите поподробнее о…» или «Поговорим поподробнее о…». Они вызывают подозрение, что интервьюер просто ленится. Задайте вопрос. Не заставляйте собеседника самого догадываться, чего вы от него хотите.
ГРИН: Я хотел дать вам возможность описать то, что произошло…
ХАЙНД: Ну а я не буду ничего описывать, потому что все это уже описано в книге. Я только могу сказать, что никогда не называла то, что со мной случилось, изнасилованием, вообще ни разу не использовала это слово, и в книге его нет.
ГРИН: Я подумал, может быть, я могу процитировать пару строк из книги, если… если такой вариант вас больше устроит?
Складывается впечатление, что он буквально зациклился на этой теме. Вероятно, это то самое «для чего» его интервью. Мне такой подход кажется очень нечутким. И все же зачитать прямо из книги – весьма разумное предложение. В этом случае не остается места интерпретациям и домыслам. Ведущий нашел, на что нажать, выбрал провокационное утверждение и ждет, что собеседница начнет уточнять и пояснять.
Вскоре после этого у них появляется возможность продолжить беседу в более продуктивном ключе, но вместо этого они снова сворачивают на скользкую тропу.
ГРИН: Насколько я помню, в интервью лондонской газете The Sunday Times вы сказали следующее (зачитывает): «Если я сама в пьяном виде расхаживаю в нижнем белье, то кто же еще может быть виноват?»
ХАЙНД: На что это вы намекаете? Почему задаете мне такие вопросы?
Теперь Хайнд кажется смущенной, раздраженной, еще немного – и по-настоящему рассвирепеет. Это что, допрос? Ее просят защищать свою позицию? Или говорить от лица всех женщин? Теперь можно официально заявить, что интервью провалено, потому что гостья уже много раз сказала, что не станет пересказывать написанное в книге, но ведущий все равно упорствует и уже заставляет ее занять оборонительную позицию из-за комментария, который, кажется, преуменьшает ответственность за сексуальные преступления. Вместе с тем становится еще непонятнее, для чего берут это интервью. Отсюда мог последовать более обобщенный разговор о комментариях в социальных сетях, о шейминге, о праве рассказывать свою историю так, как ты ее видишь. Вместо этого ведущий просто теряет контроль над происходящим в студии. Интервью так и не возвращается в нужную колею.