Услышав все эти мнения и будучи уверенным, для чего мне нужно было каждое из них, я мог рассчитывать на лучшую из доступных мне на тот момент версий истории. Никаких уловок, обмана, предательств и шока, когда история увидела свет.
Материал был опубликован в The New York Times, и уже на следующий день после выхода номера к дому моего соседа съехались машины новостных агентств и репортеры со всего света.
Визжащая кукла-младенец, зачатая у него в гараже, теперь широко используется в мире. Порой кажется, что удержать ребенка от ранней беременности под силу только ракетостроителям.
Работая над любой историей, я первым делом составляю список (на бумаге, в телефоне или даже в голове, но первые два варианта куда лучше) всех тех, с кем мне необходимо поговорить, чтобы собрать побольше точек зрения.
Я в буквальном смысле пишу на листке бумаги:
«Кто эксперты?»
Затем я методом мозгового штурма просто набрасываю варианты потенциальных собеседников (конкретные имена, если они мне известны, но чаще всего категории людей. В случае с джазовой вечерней службой я пометил, например, «пастор», «другие церковные деятели, которые проводили такие службы», «распорядители», «историки», «исследователи музыки / знатоки церковных правил» и т. д.).
«Благодаря кому это произошло?»
Далее я пытаюсь выяснить, кто участвовал в событии, начиная от организатора и заканчивая помощником по административной части[13]. Подробнее об этом мы поговорим позже, но эти помощники – едва ли не лучшие источники информации в мире. Обычно они знают буквально все.
«Кто участники события?»
Затем я составляю список людей, которые исполняли то, вокруг чего строится история. В истории с плачущей куклой это, собственно, муж и жена, мои соседи.
«На кого повлияло это событие?»
Я перечисляю всех, на кого, по моему мнению, произошедшее повлияло в большей или меньшей степени.
«Кто может стать “голосом” этого события, его человеческим лицом?»
Скорее всего, это будет кто-то из уже перечисленных выше людей. Примерно об этом процессе говорил Айра Гласс из радиопередачи «Американская жизнь» (This American Life), описывая работу над материалом об иммигрантах из Мексики, трудящихся на одном из заводов по фасовке мяса в Америке[14].
«Мы искали именно непосредственных участников, – сказал он. – Людей, которые работали на фабрике, когда прибыли мексиканские рабочие, и самих мексиканских рабочих, которые все еще трудятся. Нам нужны были люди, присутствовавшие на месте событий, руководство фабрики, а также те политики, которые участвовали в событиях в течение стольких лет. Мы нарисовали небольшую “карту” этой истории и спросили себя, кого нам было бы интересно услышать. А потом просто пошли разговаривать и фиксировать информацию: кому-то звонили, а иногда даже приходили к людям домой»[15].
Выше я уже упоминал, что освещал трагедию со стрельбой в одной из школ Сан-Диего. По пути в школу я нарисовал у себя в голове небольшую карту событий, умозрительный список участников, у которых мне нужно было взять интервью. Пятнадцатилетний мальчик принес в школу оружие, убил двоих и ранил еще тринадцать человек. Таковы были факты. Я знал, что обязательно должен поговорить с полицией и аварийной бригадой, школьным руководством, учителями, очевидцами, школьниками, которые знали открывшего огонь парня, и школьниками, которые знали пострадавших. Я понимал, что другие точки зрения тоже появятся, но те, о которых я вспомнил с ходу, были источниками информации «первой необходимости». Это были ключевые фигуры, которых я смог выявить прежде других.
Когда я прибыл на место, многие из тех, с кем я хотел поговорить, оказались совсем рядом, за полицейским ограждением. Я смог поговорить с большинством из них уже в течение первого часа. Потом я попытался расширить радиус поиска собеседников. Кто еще? Я заметил неподалеку группу молящихся людей и решил поговорить с членами и лидерами школьных религиозных групп. Потом я подумал о соседях мальчика с ружьем. У меня был его домашний адрес, так что я направился прямо в его жилой комплекс и начал опрашивать там всех, кого мог.
Но через несколько часов я почувствовал, что меня прибивает к земле. Я ничего не ел с шести утра, и содержание сахара в крови упало ниже некуда. Я нашел в окрестностях закусочную и заказал несколько тако. Просматривая записи, я понял, что не получил полной картины от школьников, не оценил воздействие, которое на них оказала произошедшая трагедия. Я раздумывал, не вернуться ли к школе, но вдруг увидел группу из пяти подростков и двух взрослых, которые заходили в закусочную. Лица подростков были в красных пятнах, щеки залиты слезами. Они несли в руках новые мягкие игрушки с еще не оторванными бирками. Я сделал вывод, что ребята только что вышли со встречи со школьным психологом, посвященной работе с горем или травмой.
Я проследил, как они заказали еду и сели за стол. Затем я подошел и представился одному из взрослых.
– Я репортер, работаю над материалом о том, что сегодня произошло в школе. Можно ли поговорить с ребятами всего несколько минут?