Мужчина кивнул в сторону подростков и сказал:
– Как они сами решат.
Школьники поделились со мной ощущениями о том, какой была школа до стрельбы и что, по их мнению, изменится на следующий день.
– А что насчет вас самих? Вас как личностей? – спросил я. – Что сегодня изменилось для вас?
Одна девочка крепче прижала к себе плюшевого мишку и сказала:
– Сегодня я слишком быстро повзрослела.
Этими словами я закончил свой материал.
Был еще один источник, у которого мне важно было взять интервью, по мнению The New York Times, и я попытался. Как бы. Редактор хотел, чтобы я справился о состоянии пострадавших, которые еще оставались в больнице с огнестрельными ранениями, и получил комментарии их друзей и родственников, ожидавших в коридоре хирургического отделения. Я поговорил с медсестрой, подтвердил имена пострадавших, находившихся в отделении, и уточнил их состояние.
Я стоял у входа в приемный покой, где собрались их друзья и родственники, и, когда к нему направлялись новые люди, я представлялся и просил их поинтересоваться в приемном покое, не хочет ли кто-то из близких поговорить в коридоре с репортером по поводу стрельбы. Большинство отвечали, что спросят, но никто ко мне так и не вышел. Я решил, что зайти самому в приемный покой будет навязчиво и нечутко.
Я спросил медсестру, не может ли она спросить кого-нибудь в приемном покое, не захотят ли они выйти ко мне для небольшой беседы, но она ответила: «Ни за что». Поэтому я сообщил в редакцию, что нам придется обойтись без этого взгляда на произошедшую трагедию.
Самое важное в любом интервью – знать, для чего в первую очередь вы разговариваете с теми или иными людьми. Понимание собственной цели напрямую повлияет на то, удастся ли вам добиться чего-то полезного, и определит, насколько вам придется постараться, чтобы разговорить собеседников. Читатели могут представить ужас и горе, которое испытывали близкие пострадавших тогда в больнице, и с точки зрения этики я вовсе не был уверен, что их мнение стоило того, чтобы вторгаться в их жизнь. Поэтому я решил больше не тратить силы на попытки уговорить их побеседовать со мной. Они добавили бы моему материалу интересное эмоциональное и человечное измерение, но, в противовес заявлениям Джанет Малкольм и Джоан Дидион, я не хотел превращаться в человека, который станет добиваться такого интервью несмотря ни на что.
Ваши собственные человеческие качества значат не меньше, чем человеческие качества ваших потенциальных собеседников.
С кем вы хотите поговорить? Почему? Чем четче вы отвечаете на эти вопросы, тем лучше вы будете подготовлены к следующему шагу.
Встреча «бестолкового» с «безрассудной»
Лучший способ научиться искусству интервью – это смотреть и слушать интервьюеров в работе. Точно так же, как деконструируют текст, чтобы посмотреть, почему он работает или не работает, полезно разбирать разные интервью на части и изучать их. Так можно понять, насколько хорошо интервьюер был подготовлен, насколько находчив, насколько готов к импровизации, как четко придерживался цели (и была ли эта цель вообще), насколько готов воспринять энергетику собеседника и какова была структура интервью в целом. Приведенное в качестве примера интервью, которое Дэвид Грин взял у Крисси Хайнд в утреннем шоу Национального общественного радио, – это настоящая классика. Если вы все еще с ним не знакомы, я настоятельно рекомендую прочитать и прослушать полное интервью, потому что сейчас я сосредоточусь на отдельных моментах, а все остальное дам в виде пересказа[16].
Многие слушатели подвергли это интервью резкой критике, но другим показалось, что оно раскрыло удивительный характер Крисси Хайнд. Независимо от того, как отнесетесь к нему вы сами, его можно считать примером разговора, в котором интервьюер не обращает должного внимания на своего собеседника. Хайнд не просто намекает, что не хотела бы отвечать на определенные вопросы, она говорит об этом открыто. Но ведущий продолжает гнуть свою линию. Возможно, Грин был уверен, что поднимаемые им темы важнее, чем уровень комфорта его гостьи, но при прослушивании интервью мне лично так не показалось. Я скорее сделал вывод, что он просто глух к тону собеседницы и ее словам.