Каина

— Разумеется, не можешь, — признал Фернандо, и пачка денег перекочевала в карман лодочника.

 Доволен был Рикардо таким поворотом событий или нет, никто не мог сказать. Лицо его было, как обычно, бесстрастно, взгляд отстраненно печален. Зато Фернандо был доволен — он сделал первый реальный шаг, чтобы открыть ворота, через которые в Сан-Игнасио хлынет цивилизация, облагородив дикую, опасную сельву. И если пока Сан-Игнасио просто прелестное захолустье, то вскоре в нем появятся удобства двадцатого столетия и поселок станет очаровательным вдвойне.

Но, видно, у Сан-Игнасио и сейчас было достаточно очарования, потому что, колдунья Манинья раздумала уезжать. Больше того, она решила остаться в Сан-Игнасио навсегда.

Услышав о решении Маниньи, Такупай схватился за голову:

— Как ты могла такое надумать, госпожа? Что случилось с тобой? Здесь тебя ждут одни несчастья и неприятности! Скажи, что с твоим светлым разумом? Почему он помутился?

Манинья снисходительно смотрела на горюющего старика.

— Перестань причитать, Гуайко! Мне кажется, ты слишком стар, чтобы бояться несчастий и неприятностей. Отнеси сундук в дом, Мисаэль.

Просьба госпожи ничуть не обрадовала Мисаэля: сундук этот был тяжелым как тысяча дьяволов, хотя и невелик по размеру.

Поставив его на привычное место, Мисаэль осмелился спросить:

— Сеньора, а зачем мы таскаем сундук туда и обратно? Поверьте, я спрашиваю со всем моим к вам уважением. Может быть, вы позволите и мы будем оставлять его в лодке?

Вдруг он увидел, как изменилось лицо Маниньи, но это был не гнев, которого он боялся. Манинья смотрела куда-то в пространство вопрошающе, напряженно, потом будто успокоилась, но оставалась все такой же далекой и отстраненной. Она словно бы жила в ином мире и, возможно, даже не слышала Мисаэля.

Однако она к нему обернулась и спросила:

— Ты видишь ее, Мисаэль?

— Кого, сеньора? Кого я могу увидеть? — Мисаэля прошиб холодный пот, и он опасливо оглянулся.

— Девочка рада, что я осталась, Мисаэль.

Глава 14

Падре Гамбоа не спеша шел по поселку. Он щурился от солнца, смотрел, как возятся в пыли ребятишки. Вон попугай качается на ветке. Где-то неподалеку квохчет курица. Мирное, тихое утро, наполненное привычными заботами.

Мирейя затеяла большую уборку, а он вышел пройтись и теперь не спешил, наслаждаясь покоем утра.

С ласковой улыбкой он думал о Мирейе, она очень ему нравилась: красивая женщина, умная, душевная. И он невольно вздохнул про себя: тяжело жить в поселке, где столько привлекательных женщин!..

Склонив голову, к нему подошла Инграсия.

— Благословите, падре.

— Храни тебя Господь.

Инграсия подняла на него сияющие счастливые глаза, и падре, глядя в них, опять легонько вздохнул.

— Вы ведь знаете, что случилось. И теперь я так счастлива, — сказала Инграсия.

— Мы все попросили у Лус Клариты прощения. И теперь мы с ней хотели бы исповедаться, получить отпущение грехов и потом причаститься. Вы нам скажете, когда можно будет прийти на исповедь?

— Конечно, дочь моя, конечно, скажу, — со вздохом отвечал падре.

— А потом хорошо бы отслужить мессу. Благодарственную мессу. Раз уж все так хорошо кончилось, — прибавила Инграсия. — Я помогу вам приготовить все, что нужно для мессы.

— Конечно, дочь моя, конечно, — опять согласился падре. — Я позову вас с Лус Кларитой.

Падре Гамбоа отправился дальше. Нельзя сказать, что искренняя вера Инграсии его не растрогала, вера всегда внушает уважение, но все-таки лучезарный утренний покой падре был несколько омрачен просьбами Инграсии. Но тут уж падре Гамбоа положился на волю случая, потому что больше ему полагаться было не на что.

Проходя мимо поста, ой поприветствовал сержанта и капрала. Оба они выглядели очень довольными, видно, и их радовало безмятежное утро.

— Как поживают наши защитники?— осведомился падре.

— Прекрасно, — чуть ли не в один голос ответили защитники. Как оказалось, радовала их вовсе не безмятежность, а, напротив, — кипящая напряжением жизнь большого мира. — У нас наконец-то исправлена рация, связь восстановлена, мы теперь в курсе всех событий!

— И что же это за события? — поинтересовался падре просто из вежливости — его как раз события большого мира интересовали меньше, чем кого бы то ни было другого.

— Самые разные! — Гарсия рад был поделиться новостями. — Вот мы получили сообщение о партизанах, потом о торговцах наркотиками, о пути передвижения контрабандистов и еще сообщение о побеге из тюрьмы...

— Да-да, сержант, — вступил в разговор капрал Рейес, — обратите внимание, нам сообщили об особо опасном преступнике, бежавшем из Боливара. Как там его имя?

Гарсия поднес к глазам бумажку и прочитал:

— Крус Хесус Галавис. Вот как его зовут.

На лице падре играла широкая улыбка, он благожелательно кивал, но внешнее благодушие ничуть не соответствовало его внутреннему состоянию — никакой благости на душе он не чувствовал.