Каина

Любовный? Или гордостью мерялись мужчина и женщина? Или силой? Как узнать, когда каждый делал совсем не то, что говорил? Манинья, вместо того чтобы отплыть, вышла на берег. Рикардо, еще раз отвергнув Манинью, властно притянул ее к себе и буквально впился своими губами в ее рот, похожий на полуоткрытую темную розу, терзая его наслажденьем.

— Пусти! — Манинья наконец отстранилась со вздохом, почти что стоном. — Я не умею так любить.

— Любовь та же тюрьма. Все, кого ты подчиняешь себе, мечтают о побеге.

Манинья изменилась в лице — лодочник тронул старую рану.

— А ты зачем пришел сюда? — спрашивая, она уже не знала, что говорит в ней — любовь или ненависть.

— За тобой. Я пришел за тобой. — Лицо Рикардо скрывала тень, и слышался только его спокойный теплый голос.

— Выйди на свет. Пусть посветит на тебя луна, вон как ярко она сегодня светит.

Мне нужны твои глаза, твой огненный взгляд, лодочник!

Рикардо сделал шаг вперед, став совсем близко к Манинье. Она взглянула ему в лицо и отшатнулась.

— Оставь меня! Оставь! Оставь! — в голосе Маниньи звучал непритворный ужас.

— Что с тобой? Что случилось? — участливо спросил лодочник.

— Я увидела твои глаза...

— И что же? Чем они тебе не понравились?

— В них нет огня, Рикардо Леон. У тебя нет души, лодочник! Когда глаза твои рядом, они внушают только страх. Разве может мужчина, у которого нет души, сделать счастливой женщину?

— Ты снова отгораживаешься от меня словами. Я пришел, чтобы любить тебя и исполнять все твои желания. Ты больше не хочешь меня? Скажи прямо... — Только сейчас я поняла, почему ты отверг меня, когда я изнемогала от любви.

Скажи мне, кто взял твою душу? Какое несчастье опустошило тебя? Или ты убил кого-то в том мире, откуда пришел к нам, и поэтому скрываешься теперь в сельве?

Пустота и боль смотрят на меня из твоих глаз...

Рикардо молчал. Да и что ответишь? И так сказано слишком много. Может, Манинья и в самом деле права, может, жива в нем одна только боль, только боль...

— Если ты вернешь себе душу, — вновь заговорила Манинья, и в ее голосе зазвучало что-то похожее на нежность, — найди меня, и я подарю тебе столько счастья, сколько подарил мне ты. Я уплываю. Для меня не было этой ночи. Я никогда не видела пустой черноты твоих глаз. Жаль, что ты не справился с печалью, ни со своей, ни с моей. Прощай, любимый.

— Прощай, дорогая. — Рикардо смотрел на Манинью с едва заметной грустной улыбкой, затем отошел в тень зарослей и скрылся.

А из темноты раздался торжествующий вопль — самка ягуара пела в любовном экстазе.

Услышав эту дикую звериную песню, Каталина вздрогнула — ей не спалось этой душной ночью. Днем она ходила к Манинье и сказала все, что думает, этой жестокой неприятной женщине. И в самом деле, сколько можно было терпеть ее глухую враждебность? Чувствовать свою зависимость от нее?

Каталина пришла к ней из-за усталости, желая разрядить накопившееся нервное напряжение, и нисколько не раскаивалась в том, что так поступила. Она набралась мужества и сказала дикарке из сельвы, чувствующей себя полновластной владычицей здешних мест, что и она, Каталина, плоть от плоти дикой сельвы, что она родилась здесь и сельва принадлежит ей по праву.

Сказать она все сказала, но облегченья не почувствовала. И вот теперь никак не могла заснуть. Томила и тревожила ее луна с красным пятном, что глядела в окна.

Каталина постояла на крыльце в потемках. Рикардо стоял и смотрел на нее, и она на него смотрела. А потом повернулась и вошла в дом.

— Папа! — попросила она Дагоберто, которому тоже не спалось. — Расскажи мне о маме. Расскажи, как я родилась.

Дагоберто передернул плечами — с чего вдруг? Но видя, как неспокойна Каталина, принялся рассказывать:

— Когда ты родилась, на луне тоже было красное пятно, точь-в-точь как сегодня.

Твоя мама была необыкновенно счастлива, она держала тебя на руках и смеялась.

Была она похожа на королеву. Она и была королевой, твоя мама. И ты поэтому королева, ты властвуешь над сельвой, и все это чувствуют — и птицы, и звери.

В комнату тихонечко вошла Тибисай. — Пойдем, Каталина, ты ляжешь, а я посижу с тобой, — сказала она. — Я расскажу тебе, как ты родилась и какая была луна. Я ведь все помню так, будто это было вчера.

Каталина послушно поднялась, попрощалась с отцом и пошла за своей старой нянькой.

И вот она лежит, глядя широко открытыми глазами в темноту, а Тибисай, примостившись неподалеку, шепчет ей:

— В ночь твоего рождения лил дождь стеной, гремел гром и сверкали молнии, и вдруг, будто по волшебству, дождь прекратился, небо очистилось и появилась луна, и на луне было красное пятно. Луна — сводница. Всякий раз, как ей хочется нарушить покой у нас в Сан-Игнасио, она появляется с этим красным пятном, смущает и тревожит души.

— Тибисай! Опять ты со своими сказками! — Каталина насмешливо взглянула на няньку, ее плоское желтоватое лицо в потемках тоже было похоже на луну, только добрую.

— Какие сказки? — обиделась Тибисай. — Я говорю тебе чистую правду. Думаешь, ты одна не спишь? Люди будут сходить с ума этой ночью. Луна, которая принесла тебя в этот мир, — луна любви.