Каина

Внезапно он услышал подозрительный шум у себя за спиной и автоматически высыпал золото в карман брюк. Дальнейшее запомнилось плохо. Во всяком случае, рассказывая о случившемся Инграсии, Абель утверждал, что на него с диким криком набросился монстр, болотное чудище, укусил несчастного за щеку и, выхватив из его руки полотняный мешочек, ускакал в кусты.

— Это был сам дьявол, — повторял Абель, кутаясь в одеяло. — Никак не могу согреться. Дрожь так и бьет меня.

— Выпей рому. Давай я тебя разотру. Отхлебни успокоительного отвара, — хлопотала над ним Инграсия. — Слава Богу, ты жив! Да еще и золото нашел! Нет, Абель, я была не права, когда упрекала тебя в трусости и лености. Теперь мы заживем как люди. Сколько всякого добра можно купить на эти блестящие кусочки!.. Только тебе придется не высовываться из дома до тех пор, пока последние партизаны не покинут Сан-Игнасио.

— Партизаны? — испугался Абель и буквально заходил ходуном от дрожи. — Разве они не ушли? Я собственными глазами видел!.. Все-таки надо мной подшутил нечистый!

— Успокойся, дорогой, — ласково погладила его Инграсия. — Ты видел, как уходила основная группа этих бандитов. Но несколько человек здесь еще остались.

— Ну слава Богу, — облегченно выдохнул он.— Если партизаны мне не привиделись, то, может, и золото я вижу наяву, а не во сне?..

— Ну что, устал? — войдя в комнату Рикардо, спросила Хосефа. Голос ее при этом был полон заботы и нежности.

Рикардо согласно кивнул.

— От операции устал или от избиения Хайро? — уточнила она, подойдя к Рикардо близко-близко, можно сказать, на расстояние поцелуя.

— А почему вы не позволили партизанам расстрелять меня? — спросил он, не делая никаких встречных движений.

— Потому что от тебя зависит жизнь моего брата. Как же я могу причинить тебе вред?

— Если бы я знал об этом, то был бы немного агрессивнее, — на его лице появилась такая обворожительная улыбка, что Хосефа невольно подалась вперед, и Рикардо властно притянул ее к себе.

— По-моему, ты и так слишком агрессивен, — задыхаясь от нахлынувшей страсти, молвила Хосефа и зажмурила глаза в ожидании поцелуя.

— Черт, кажется, ситуация осложняется, — сказал Рикардо, но Хосефу его замечание не смутило: губы ее требовали прикосновения. — Что ж, вы тут приказываете, а мне надлежит лишь выполнять приказания, — молвил он, прежде чем одарить команданте страстным поцелуем.

Минуту спустя Каталина внесла поднос с ужином для Рикардо и буквально застыла от возмущения. Рикардо боковым зрением заметил ее присутствие, но прерывать поцелуя не стал.

Очнувшись от оцепенения, Каталина оставила поднос и пулей вылетела из гостиницы.

— Что с тобой? — участливо спросила Мирейя, видя ее удрученное состояние. 

Каталина не ответила. В тот вечер ее раздражало и заботливое внимание Мирейи, и завуалированное ухаживание Фернандо. Раздражал и отец, взявшийся, по мнению Каталины, слишком рьяно опекать диковатую мулатку, не умевшую даже пользоваться вилкой.

Ночь Каталина провела без сна, а утром ноги сами понесли ее в комнату Хосе Росарио.

— Как тут наш раненый? — спросила она, мысленно проклиная себя за этот фальшивый тон.

— Ему значительно лучше, — с явной насмешкой ответил Рикардо, продолжая умываться над тазом. — Да ты не смущайся. Проходи.

— Кто там? — выглянула из соседней комнаты Хосефа, закутанная в простыню.

— Простите, я не вовремя, — пробормотала Каталина, чувствуя, как щеки мгновенно полыхнули жаром.

— Постой, куда же ты? — прокричал ей вслед Рикардо и расхохотался.

Весь день Манинья мчалась по сельве как угорелая, не обращая внимания на ропот своих спутников, мечтавших хотя бы о недолгом привале.

— Ты совсем загнала нас, — попытался воздействовать на госпожу Такупай. — Надо передохнуть.

— Нет, Гуайко, мы не можем останавливаться. Манинья должна попасть в лежбище ягуаров засветло. Сельву лучше всего слушать именно там. Когда взойдет красная луна и наступит полночь, самка ягуара даст Манинье свое молоко. Тогда и откроется тайна Каталины Миранды! Манинья все узнает про эту нахалку, узнает, почему ее защищает сельва!

Уже стало смеркаться, когда госпожа позволила мужчинам отдохнуть, а сама направилась к ягуарам. Такупай сел ужинать вместе со всеми, но кусок не лез ему в горло. Полный самых дурных предчувствий, индеец крадучись последовал за Маниньей. Ягуары давно уже привыкли к его присутствию рядом с ней и не выразили беспокойства при появлении Такупая вблизи лежбища. Взобравшись на дерево, он смог наблюдать за таинством, совершаемым Маниньей.

Сидя на корточках у костра, она неотрывно следила за чашей, в которой вскипало травяное зелье. Затем сняла ее с огня, всыпала туда какой-то темный порошок и стала ждать, пока варево остынет. Лицо ее, хорошо освещаемое костром, было сосредоточенным, отрешенным от внешнего мира. Ягуары, являвшиеся частью таинства, величественно возлежали у нее за спиной.