— Мы не бросим Хайро! Мы подчиняемся не тебе, Хосефа! — несколько боевиков враждебно сгрудились в сторонке.
— Решай сам, что тебе делать с этой мразью, Леон, — сказала Хосефа. — Мой отряд уходит.
Люди Хосефы потянулись за ней. Люди Хайро явно приготовились сопротивляться, несмотря на истошные вопли их командира.
Но тут вдруг на площади появились падре, Дагоберто, Гаэтано с пистолетами в руках. С другой стороны спешили Хустиньяно и Пруденсио Рейес.
Угрозы, выстрелы, свалка. Мужчины Сан-Игнасио сумели скрутить непрошеных гостей.
Уйти удалось только Хосефе. И вот уже партизаны, связанные, стоят посреди площади.
— Похоже, мой приятель Гамбоа помогает Сан-Игнасио, — пробормотал Галавис.
Из домов высыпали женщины. Они готовы были помогать мужчинам. Галавис прицелился, собираясь выстрелить в дюжего парня, который застыл в испуге.
— Ты ударил Мирейю! Оскорбил женщину! Смерть! — рявкнул Галавис.
Мирейя повисла на руке у падре.
— Нет, падре, нет! Вы же священник! Не убивайте его. Не убивайте, — умоляла Мирейя.
— Убивать подонков богоугодное дело, — упорствовал падре.
В дело вмешался Гарсия:
— Мирейя права. Не марайте рук, падре. Они — убийцы, а мы честные люди. Ими займется правосудие. Отдайте мне ваш пистолет, он вам не по сану.
И клокочущий яростью Галавис смирился.
— Бог опять испытывает меня, — сказал он и отдал пистолет.
С бандитами в Сан-Игнасио было покончено. Они были обезоружены и связаны. Люди обнимались, поздравляли друг друга. Героями дня были Рикардо Леон и падре.
Сержант Гарсия удовлетворенно оглядел свой поселок: в нем опять воцарился порядок.
— Да здравствуют мужественные и прекрасные женщины Сан-Игнасио! — провозгласил он.
Радостные возгласы раздавались со всех сторон.
— Хайро сбежал! — вдруг закричал кто-то.
— Придется мне снова отправиться на охоту, — сказал Рикардо.
— Береги себя, Леон! — закричали ему вслед женщины.
Но не Рикардо отыскал Хайро в сельве, а Манинья. Она стояла перед ним в раскраске смерти, и в руках у нее блестел ее любимый страшный нож. Она явилась как возмездие. Хайро боялся колдовства, боялся Маниныо. На коленях он молил ее:
— Не убивай, Манинья, не убивай... — Хайро протягивал ей награбленное: мешочек с золотом, доллары.
— Кто тебе сказал, что Манинья убивает людей, человечишко? — со снисходительным презрением ответила Манинья. — Значит, это ты стрелял в Такупая? Из-за этого и
стрелял? — Манинья забрала у Хайро золото, а бумажки большим комом бросила в реку — этот мусор ее не интересовал.
— Прости меня, прости, — жалко твердил Хайро.
— Кто я такая, чтобы прощать? Никто. Ты торопишься выбраться из сельвы? Я покажу тебе самый близкий путь. Вставай и иди за мной.
Ноги у Хайро дрожали, колени подгибались, когда он ковылял за Маниньей, а она шла легко и плавно, и сельва будто расступалась перед ней. Они шли довольно долго, или так показалось Хайро? И вдруг дорога оборвалась, они стояли на скале перед пропастью. Хайро отпрянул в ужасе.
— Нет, тебе туда, — тихо сказала Манинья, показывая рукой вперед и будто бы продолжая дорогу в никуда.
Хайро валялся у нее в ногах, извивался.
— Убей меня, — теперь молил он, — лучше убей.
— Манинья не убивает людей, — сурово отвечала колдунья. — Человеку негоже ползать червем. Встань! — Хайро цеплялся за камни, он был не в силах оторваться от прочной, надежной земли. — Я вижу, что ты и не человек. Но все равно поднимайся! Встань и смотри!
Чудный, сказочный вид открывался с отвесной скалы — подернутая голубоватой дымкой, лежала неоглядная сельва, и по ней широкой и гладкой дорогой плавно змеилась река.
— Смотри, это моя сельва. А это — моя река. Сельва и река священны, они чисты, их нельзя пачкать. Сельву нужно чтить. Нужно чтить и все остальное, что принадлежит Манинье Еричане, потому что и Манинья любит и почитает все, что ей принадлежит. Она любит свою сельву, свою реку, своих людей...
Хайро вновь извивался у ее ног, прося, умоляя: убей, убей...
— Мой Такупай не ползал мерзким червем...— произнесла Манинья и помогла Хайро сделать его последний в жизни шаг, который — если бы он сделал его сам, — помог ему хотя бы умереть человеком...
Рикардо нашел не Хайро. Он нашел Маниныо, величественную, устрашающую Маниньо, на которой была колдовская раскраска смерти. Она стояла и смотрела на свою сельву, на свою реку. Потом обернулась к Рикардо и сказала:
— Ты искал добычу? Эта была червем. Черви очищаются, когда у них появляются крылья и они начинают летать. Твой червяк решил очиститься.
— Значит, у Маниньи чистые руки? — спросил Рикардо.
— Но на Манинье краски смерти, — сказала она.
В Сан-Игнасио вновь воцарился порядок. Связанные бандиты тупо сидели на солнцепеке, и капрал Рейес приглядывал за ними. Как только прибудет гвардия, пленников сдадут по назначению.
Поселок благополучно избавился от угрозы смерти, но жить надо было начинать сызнова, жить надо было начинать с нуля. И в душах людей царило смятение, радость мешалась с отчаянием: радость, когда оглядывались назад, отчаяние, когда думали о будущем.