Каина

Но Каталина совсем не была в безопасности. Тапара чернела, и ее подстерегала смерть. Каталина сидела возле Такупая, прислушиваясь к его слабому, но ровному дыханию. У него был жар, и она меняла ему холодные примочки на лбу и смачивала запекшиеся губы водой. Заботой и нежностью призывала она жизнь укрепиться в этом старческом, но еще крепком и выносливом теле. Она вышла, чтобы смочить повязку холодной водой, и вдруг упала как подкошенная, упала и осталась лежать, бледная, бездыханная. Бесшумно подошла к ней Манинья и молча смотрела на нее. А в ушах Маниньи раздавался отчаянный детский плач, снова плакала маленькая девочка.

— Вот и добралась до тебя смерть, Миранда, — прошептала Манинья. — В твоей душе все черно. Только почему меня не радует твоя смерть? Что случилось с Маниньей?

Что происходит с Маниньей, когда она с тобой рядом, Миранда? Она чувствует страх и непонятную нежность. Нежность которая ее путает. Что-то в тебе страшит Манинью Еричану. Манинья знает все, но о тебе она ничего не знает.

Манинья все смотрела на бледную, похолодевшую Каталину, потом подняла ее, и она не показалась ей тяжелой ношей. Подняла и уложила в доме.

Когда Каталина очнулась, то увидела Бенито и удивилась: что это с ней? Почему она лежит?

— Сеньора колдунья вас здесь положила, — объяснил Бенито.

— А где она?

— Идите сюда и посмотрите, — позвал Каталину Бенито. — Вам, наверное, тоже станет страшно, как: и мне.

Но Каталина сперва подошла к Такупаю. Состояние его не ухудшилось, стало быть, надежда на лучшее возросла. А когда Каталина увидела Манинью, ей и в самом деле стало не по себе — колдовская раскраска Маниньи внушала страх.

Странно смотрела Манинья на Каталину, и Каталина не могла понять — гневается она сейчас или радуется. Но весть, которую принесла Каталина, была доброй.

— Жар у Такупая не усилился, и спит он спокойно, — сказала она.

— А ты почему не спишь? — спросила Манинья. — Скоро рассвет, ночь была длинной и беспокойной, нужно дать телу отдых.

— Что означает эта раскраска?— не выдержав, спросила Каталина.

— Страшно тебе? Эта раскраска и должна внушать страх. Эта раскраска делается, чтобы при встрече со смертью испугать ее, прогнать прочь! Потому что, когда человек идет навстречу смерти, она бросается на него...

Каталина слегка побледнела.

— Неужели ты идешь навстречу смерти? Неужели ты идешь убивать?

Манинья не ответила ей и только смотрела странным-странным взглядом, и Каталина никак не могла понять

Глава 27

Хосе Росарио вывели на площадь. Он не хотел встретить солнце с повязкой на глазах, ведь они видятся в последний раз! Он знал, что все жители поселка сейчас думают о нем, но стоял он один. Рядом не было даже падре, которому он мог бы исповедаться и получить отпущение грехов. Мысленно он попросил у всех прощения за те беды, которые невольно принес поселку, и поблагодарил его жителей за любовь. Он думал о Лоле. Любил ее. Сейчас она сияла как солнце, и не было на ней ни одного пятнышка. И он попросил у Лолы прощения за то, что мучил ее. Она подарила ему любовь, сделала мужчиной, и он примет смерть как мужчина. Потому что мужчина отвечает за сохранность жизни.

Партизаны из отряда Хосефы уже выстроились напротив него, а сестра стояла рядом с ним.

— Ты еще можешь раскаяться, Хосе Росарио! — сказала она. — Я могу отменить приговор. Откажись от своих бредней и иди к нам. Ты ведь наш!

 В чем ему раскаиваться? В любви? Сейчас он так любил этот мир, что готов был умереть, лишь бы жизнь продолжалась.

— Моя семья здесь. И мне очень жаль тебя, сестренка! Больно. Стыдно, — ответил Хосе Росарио.

— За предательство мы исключаем тебя из наших рядов. Ты мне больше не брат!

Отделение, готовься! Заряжай!

Боевики уже прицелились, ожидая последней команды. И она последовала.

— Не стреляйте! — раздался истошный вопль. — Казнь отменяется!

Все в изумлении замерли, услышав этот мужской голос. Кричал Хайро. Но в каком он был виде! Он бился почти в истерике под нацеленным на него дулом пистолета Рикардо Леона, который крепко держал Хайро. Охота Рикардо была удачной.

— Кричи! Кричи громче, мразь! — повторял Рикардо, и Хайро вопил изо всех сил:

— Не стреляйте! А то этот сумасшедший убьет меня!

Как ни была Хосефа зла на брата, но это явление было большим облегчением для нее.

— Заткнись, Хайро! — распорядилась она. — Говори ты, Леон. Чего ты от нас хочешь?

— Хочу, чтобы вы отпустили этого человека, — Леон указал на Хосе Росарио, — и ушли из поселка. Уведи своих людей. Оставь нас в покое, Хосефа. Но эта мразь, — Рикардо потряс Хайро, — останется здесь!

— Одно мое слово, и мы нашпигуем тебя свинцом, — отвечала Хосефа. — Мне будет жаль отправить тебя на тот свет, лодочник!

— Ты начальник, тебе решать, но, если ты выстрелишь, он умрет первым, и кто знает, сколько еще твоих людей. Я не собираюсь церемониться.

— Не стреляйте! — опять завопил Хайро. — Я не хочу умирать! Нет! Ни за что! Только не стреляйте!

— Развяжите предателя, — распорядилась Хосефа. — Прощай, брат! Мы отходим на юг!