К востоку от Эдема

– Не знаю. – Он говорил медленно, будто припоминая что-то давно забытое. – Он совсем без сил пришел. Но я все равно прочитал ему телеграмму. Отец должен знать. Я прочитал, а он минут пять повторял ее вслух, как будто ничего не понимал. Только потом, наверное, смысл дошел до него и словно бы взорвался в мозгу.

– Он в сознании?

– Сядь и потерпи, – устало сказал Ли. – Научись терпению. Я и сам пытаюсь.

Кэл взял извещение, пробежал глазами скорбные, беспощадно-суровые и торжественные строки.

Из комнаты появился доктор Эдвардс со своим саквояжем; едва кивнув, он прошествовал через гостиную и вышел из дома, ловко притворив за собой дверь. Доктор Мэрфи поставил саквояж на стол и, вздохнув, сел.

– Доктор Эдвардс поручил мне сообщить наше заключение.

– Как отец? – нетерпеливо перебил Кэл.

– Я скажу все, что известно нам самим, утаивать нет смысла. Кэл, с сегодняшнего дня считай себя главой семьи. Ты представляешь себе, что такое удар? – Не дожидаясь ответа, он продолжал: – В данном случае мы имеем обширное церебральное кровоизлияние. Поражены некоторые участки мозга. Небольшие кровоизлияния наблюдались у него и раньше, Ли об этом знает.

– Наблюдались, – отозвался Ли.

Доктор Мэрфи поглядел на него и снова обратился к Кэлу:

– Левая сторона парализована полностью, правая частично. Левый глаз, очевидно, не видит, однако с уверенностью сказать нельзя. Короче говоря, Кэл, твой отец в тяжелом состоянии.

– А говорить он может?

– Немного может, с трудом. Но не стоит его утомлять.

Кэл судорожно искал, как спросить.

– Он… Он поправится?

– Я слышал о случаях резорбции в подобном тяжелом состоянии, но самому сталкиваться не приходилось.

– Вы хотите сказать, что он умрет?

– Сие никому не известно. Может неделю протянуть или месяц, а может и год прожить, даже два. А может скончаться сегодня же.

– Он узнает меня?

– Сам увидишь… Я сейчас пришлю сиделку на ночь, а завтра найдешь постоянную. – Доктор Мэрфи поднялся. – Мне очень жаль, Кэл, но ничего не поделаешь. Держись, мой мальчик! Главное сейчас – мужество… Знаешь, меня всегда поражает, как люди находят в себе силы держаться. При любых обстоятельствах. Ну, спокойной ночи! Утром придет Эдвардс. – Он хотел было похлопать Кэла по плечу, но тот отстранился и пошел к отцу.

Голова Адама покоилась на высоко подложенных подушках. Лицо его застыло, кожа была бледная, словно прозрачная, губы вытянулись в прямую линию, ни усмешки в них, ни укоризны. В широко раскрытых глазах была такая ясность и такая глубина, что, казалось, сквозь них можно заглянуть в самую его душу, и они сами словно бы видели насквозь все вокруг. Но смотрели они спокойно и безразлично прямо перед собой. Когда Кэл вошел, взгляд переместился на него, потом уперся ему в грудь, поднялся вверх и остановился на его лице.

Кэл присел на стул подле постели.

– Прости меня, отец.

Веки медленно, по-лягушачьи, опустились и поднялись снова.

– Ты меня слышишь, отец, понимаешь? – Глаза смотрели все так же неподвижно и покойно. – Это я, я виноват! – крикнул Кэл. – Я виноват, что убили Арона, а у тебя вот удар. Я со зла повел его в публичный дом. Со зла мать показал. Поэтому он и убежал в армию. Я не хочу никому во вред делать, у меня так получается, правда!

Он припал лицом к изголовью кровати, чтобы не видеть уставившихся на него ужасных глаз, но они не отпускали его, и он понял, что этот взгляд пребудет с ним до конца жизни, станет частью его самого.

В передней позвонили, и через минуту вошел Ли в сопровождении плотной, с густыми черными бровями женщины. Она раскрыла саквояжик, и из него словно посыпало наигранное оживление.

– Где он, мой больной, вот этот?! Непохоже, непохоже… Зачем только меня позвали. Да мне тут делать нечего. Он же здоровее нас с вами. Эй, мистер, может, встанете и поможете мне справиться с моими болячками? Такой видный, красивый, неужели оставите бедную женщину? – Одним привычным движением, без видимых усилий она правой рукой приподняла Адама за спину, левой ловко взбила подушки и, подтянув его повыше к изголовью, опустила на постель.

– Мы ведь любим, когда подушечки прохладные, правда? – тараторила она. – Так-так, замечательно! А где у вас тут туалет? Нам, само собой, утка будет нужна и горшок. И будьте добры, поставьте сюда раскладушку.

– Составьте список, – мрачно отозвался Ли. – И если вам понадобится помощь…

– Какая там помощь! Мы и сами прекрасно управимся, правда же, золотко?

Ли и Кэл убрались в кухню. Ли сказал:

– Хотел заставить тебя поесть, да вот эта особа помешала. Многие считают, что и на радостях еда в охотку, и от горя лучшее средство. Она из таких, это наверняка. Ну что, будешь есть или нет?

Кэл заулыбался:

– Если бы ты стал заставлять, меня бы наизнанку вывернуло. Но раз ты с подходом, то я, пожалуй, умну сандвич.

– Сандвичей нет.

– Хочу сандвич.

– Просто поразительно, как мы любим вопреки всякой логике, когда все шиворот-навыворот становится, – сказал Ли. – Даже досада берет.

– А я уже расхотел сандвич, – возразил Кэл. – Там пирожков не осталось?

– Осталось – в хлебнице. Уже, наверное, зачерствели.