К востоку от Эдема

– Подглядывал, – сказал Кэл и добавил: – А теперь я хочу, чтобы ты со мной пошла под иву. Вот чего я хочу.

Она остановилась, он тоже.

– Нет, мы туда не пойдем, – сказала она. – Это будет неправильно.

– Ты не хочешь… со мной?

– Если тебе хочется просто убежать, я не пойду. Ни за что.

– Тогда я не знаю, как мне дальше быть, – сказал он. – Не знаю, что делать. Ну скажи.

– А ты послушаешь меня?

– Не знаю.

– Давай вернемся?

– Вернемся? Куда?

– Домой к твоему отцу.

3

Из окон кухни лился яркий свет. Ли зажег духовку, и она согревала промозглый воздух.

– Это она заставила меня прийти, – буркнул Кэл.

– Правильно сделала. Я так и думал.

– Он бы и сам пришел, – сказала Абра.

– Этого никто не знает и не узнает, – отозвался Ли. Он вышел из кухни и через минуту вернулся. Ставя на стол глиняную бутылку и три миниатюрные, прозрачные фарфоровые чашечки, сказал:

– Он еще спит.

– А я помню эту штуку, – заметил Кэл.

– Еще бы не помнить. – Ли разлил темного тягучего напитка по чашечкам. – Надо чуть-чуть отхлебнуть и подержать на языке, а потом уж глотать.

Абра оперлась локтями на стол.

– Ли, вы – человек мудрый. Помогите ему, научите, как примириться с судьбой.

– Я и сам не знаю, умею ли я примиряться с судьбой, – вздохнул Ли. – У меня не было случая испытать себя по-настоящему. Я всегда был… сколько раз я сомневался, но мне редко удавалось разрешить свои сомнения. Когда совсем было невмоготу, я плакал один.

– Плакал? Ты?!

– Когда умер Сэмюэл Гамильтон, для меня весь свет померк, как будто единственную свечу задули. Я зажег ее снова, чтобы насладиться его замечательными созданиями. И что же я увидел? Детей его раскидало, смяло, а кое-кого и погубило – словно поработал злой рок… Давайте-ка глотнем еще немного уцзяпи.

Я должен был сам убедиться, – продолжал он, – что думаю и поступаю глупо. И главная моя глупость состояла вот в чем: я считал, что добро всегда гибнет, а зло живет и процветает.

Мне казалось, что однажды Бог разлюбил людей, которых сам же сотворил из праха, или разгневался на них и раздул гончарный горн, чтобы обратить их обратно в прах или очистить от вредных примесей.

Мне казалось, что предки передали мне и ожоги от очищающего обжига, и примеси, из-за которых потребовалось разжечь большой огонь. Передали все – и хорошее, и плохое. У вас нет такого чувства?

– Наверное, есть, – ответил Кэл.

– Я не знаю, – сказала Абра.

Ли покачал головой.

– Но это обманчивое чувство и куцая мысль. Быть может… – Он вдруг умолк.

– Что – быть может? – спросил Кэл, чувствуя, как внутри его разливается теплота.

– Быть может, мы когда-нибудь поймем, что каждый человек без исключения в каждом поколении проходит передел. Разве у мастера, пусть даже в глубокой старости, пропадает желание сделать, например, прекрасный сосуд – тонкий, прозрачный, прочный? – Ли поднял чашку к свету: – Как эта чашка! Чтобы не было никаких примесей, чтобы получился самый лучший и самый чистый спек – надо много огня. И тогда происходит одно из двух: либо пережег, и тогда выгарок, пустая порода, либо… либо то, к чему никто и никогда не перестанет стремиться, – совершенство. – Ли допил до конца свою чашку и сказал громко: – Кэл, как ты думаешь: то, что нас создало… что бы это ни было… неужели оно бросит начатое дело?

– Не знаю, ничего не знаю, – промолвил Кэл.

В гостиной послышались тяжелые шаги сиделки. Она влетела в кухню и смерила оценивающим взглядом Абру, которая сидела, подперев ладонями лицо.

– Где у вас тут графин? Мы пить захотели. Налейте кипяченой водички, пусть под рукой будет. Мы через рот начали дышать, – сообщила она.

– Он проснулся? – спросил Ли. – А графин, вот он.

– Проснулся и теперь отдохнувший. Я лицо ему протерла и волосы причесала. Хороший больной, спокойный. Он даже улыбнуться мне попробовал.

Ли встал:

– Кэл, пойдем к нему. И ты тоже, Абра. Надо, чтобы вы вместе.

Наполнив над раковиной графин водой, сиделка кинулась вперед.

Когда они по одному вошли в комнату, Адам лежал высоко в подушках. Бледные руки его покойно лежали по бокам, ладонями книзу, и кожа на пясти разгладилась. Черты воскового лица заострились еще больше. Редкое дыхание пробивалось сквозь полуоткрытые бескровные губы. В голубых глазах отражался тусклый свет ночника над головой.

Ли, Кэл и Абра остановились у изножья кровати. Адам медленно переводил взгляд с одного на другого, и губы его слегка шевелились, словно он хотел поздороваться с ними.

– Вы только посмотрите, разве мы не замечательно выглядим? – пропела сиделка. – За него хоть замуж иди, такой красавчик.

– Перестаньте! – поморщился Ли.

– Нечего беспокоить моего больного.

– Пожалуйста, уйдите отсюда, – сказал он.

– Я расскажу доктору…

Ли решительно повернулся:

– Сейчас же выйдите из комнаты и закройте дверь! Можете даже жалобу доктору подать.

– Я не привыкла, чтобы надо мной китаезы командовали!

– Уйдите и закройте дверь, – вмешался Кэл. Сиделка хлопнула дверью, хотя не слишком громко, словно затем, чтобы сказать: она этого так не оставит. Адам моргнул при стуке.

Ли подошел поближе и позвал:

– Адам!