Меня раздражают газеты, затеянная в них травля немцев, издевательство над императором Вильгельмом и неизменные сообщения о германских зверствах. Везде и во всем преувеличения и обобщения. Нельзя, по-моему, огульно обвинять всех немцев за нетерпимые поступки некоторых из них. Издеваться над еще не побежденным врагом невеликодушно, неблагородно и неумно… По-моему, война не должна переходить в ненависть.
Новый, 1915, год великокняжеское семейство встречало в Мраморном дворце, но к началу февраля из-за участившихся сердечных приступов великого князя было решено переехать в Павловск. Он почти не вставал с постели, пришлось даже недалеко от его спальни устроить походную церковь.
Это было приближение конца. Но Константин Константинович, хоть и понимал, что он близок к смерти, неустанно думал о воевавших на фронте сыновьях, об опасности, нависшей над страной. И потихоньку приводил в порядок свои бумаги. Перечитывал он и дневник, который вел многие годы. На первый взгляд может показаться, что некоторые страницы лучше было бы уничтожить. Ведь Константин Константинович предельно откровенно описывал свою гомосексуальность, пытался бороться с ней, считая свои наклонности, проявившиеся еще в юности, порочными. Вот, например, запись, сделанная им 19 ноября 1903 года:
Меня называют «лучшим человеком в России». Но я знаю, каков на самом деле этот «лучший человек». Как поражены были бы все те люди, которые любят и уважают меня, если бы знали о моей развращенности! Я глубоко недоволен собой.
Подобного рода записи он делал в разные годы и всегда строго судил себя. Вот еще одно тому свидетельство:
Жизнь моя течет счастливо, я поистине «баловень судьбы», меня любят, уважают и ценят, мне во всем везет и все удается, но… нет главного: душевного мира.
Мой тайный порок совершенно овладел мною. Было время, и довольно продолжительное, что я почти победил его, от конца 1893-го до 1900-го. Но с тех пор… опять поскользнулся и покатился и до сих пор качусь, как по наклонной плоскости, все ниже и ниже. А между тем мне, стоящему во главе воспитания множества детей и юношей, должны быть известны правила нравственности… Но я точно флюгер: бывает, принимаю твердое намерение, усердно молюсь, простаиваю целую обедню в жаркой молитве и тотчас же затем, при появлении грешной мысли, все сразу забывается, и я опять подпадаю под власть греха.
Невольно возникает вопрос: почему великий князь, чувствуя дыхание смерти, не уничтожил эти страницы? Видимо, для Константина Константиновича важно было показать потомкам и всем тем, кто захочет в будущем прочитать его дневник, насколько тяжела для него внутренняя борьба с «грехом». И он не стыдился описывать свою жизнь во всех проявлениях. А на это способен далеко не каждый, лишь человек высокого духа!
Доказательством того, что строки о его «тайном пороке» могут со временем, согласно воле автора дневника, стать достоянием гласности, находим в «Выписке из духовного завещания его императорского высочества великого князя Константина Константиновича, высочайше утвержденного 5 октября 1912 года», которая хранится в Архиве Российской академии наук. Здесь есть такие строки: