К. Р. Баловень судьбы

Когда подошла главная часть, адъютант отца, князь Шаховской, пошел ей навстречу с визитной карточкой отца. С большим недоумением смотрел офицер на эту карточку. Каким образом, вероятно, думал он, русский великий князь мог очутиться в первый день войны (в канаве) на прусской границе. Однако, взглянув на отца, которого он видел лишь год назад в юнкерском училище, он убедился в том, что это действительно так.

Наконец их доставили на автомобиле в Вержболово. На вокзале выяснилось, что в Ковно стоит поезд императрицы Марии Федоровны, которая возвращалась в Россию через Данию. Константин Константинович дозвонился до Царского Села и получил разрешение ехать с семьей домой на царском поезде. Правда, состоял он лишь из паровоза и одного вагона третьего класса. Но ничего не поделаешь. Главное – поскорее добраться до отчего дома!

В Павловске едва успели свидеться с сыновьями – пятеро из них уходили на фронт. В день возвращения из Германии родителей и младших детей на войну проводили старшего, Иоанна. Затем настала очередь Гавриила, Игоря, Олега и Константина. Еще одним защитником отечества в семье стал зять – князь Константин Багратион-Мухранский, муж дочери Татианы. Он уходил на фронт вместе с родным Измайловским полком. 23 июля Константин Константинович записал в дневнике: «Провожали по очереди Гаврилушку, Игоря и Олега. Каждого ставили на колени перед иконами в моем кабинете». Олег на следующий день просил руки своей любимой – княжны Надежды, внучки великого князя Николая Николаевича.

…Город жил заботами о фронтовиках. В здании Императорской академии наук, во многих столичных дворцах, в том числе и в Мраморном, были открыты госпитали для больных и раненых. Константин Константинович, кроме того, создал и отправил на фронт передвижной лазарет на пятьдесят коек. Одной из сестер милосердия стала в нем невестка, княгиня Елена Петровна (урожденная принцесса Сербская), жена старшего сына. При прощании молодая женщина еле сдерживала слезы: на попечение бабушки и дедушки она оставляла своего крошечного первенца – князя Всеволода.

Константин Константинович каждое утро с тревогой листал газеты. Но репортажи с театров военных действий неизменно были оптимистичными: в них говорилось об успехах русской армии. Лишь 19 августа впервые появилась информация о наших потерях. В списках убитых великий князь с горечью увидел имена многих знакомых. Были среди них и два измайловца – Чигаев и Кучевский. А ведь еще совсем недавно они выступали вместе с ним на сцене, в «Царе Иудейском»…

Константин Константинович подумал: слава богу, хоть с детьми все в порядке. Воюют храбро, и родителей не забывают, пишут. А старший, Иоанн, даже награду получил – именное Георгиевское оружие. Только вот сам он, отец, оказался не у дел. Чувство собственного бессилия гложет душу, и 1 сентября 1914 года в дневнике появляется запись:

Стыдно показываться на людях: я еще не стар, относительно здоров, а не нахожусь на войне. Ведь всем не растолкуешь, что за двадцать четыре года успел отстать от строя, в чине полного генерала не найти подходящей должности в действующей армии и что здоровье легко изменяет.

Одно утешение – письма сыновей. Константин Константинович, разложив их на письменном столе, перечитывает по несколько раз. Как же им, бедным, тяжело… как и всей русской армии! Вот Олег пишет, что на фронте не хватает самого необходимого – теплой одежды, продуктов питания. Строки расплываются от выступивших на глазах отца слез. Но он и так уже наизусть знает, о чем пишет сын:

…Очень нужны бурки, которые греют больше, чем пальто… никогда в жизни не было у нас такого желания есть, как теперь. Белого хлеба нет. Сахару очень мало. Иногда чай бывает без сахара… Часто во время похода ложимся на землю, засыпаем минут на пять. Вдруг команда: «К коням!», ничего не понимаешь. Вскарабкиваешься на несчастную лошадь, которая, может быть, уже два дня не ела овса, и катишь дальше…