К. Р. Баловень судьбы

Через неделю состоялись торжественные похороны в присутствии императорской семьи. Длились они с двух часов дня до девяти вечера. Последняя панихида в Павловске, переезд на поезде по царской ветке, шпалеры юнкеров и кадет со свернутыми знаменами, темный, мрачный Петропавловский собор. Вот и великокняжеская усыпальница. Здесь нашел свое последнее упокоение человек, проживший яркую, наполненную многими добрыми делами жизнь и вошедший в историю русской литературы под скромным именем – К. Р.

Эпилог

Жизнь великого князя Константина Константиновича закончилась, и, казалось бы, в повествовании о нем можно поставить точку. Но осталась, хоть и поредевшая, все еще большая дружная семья. Как же сложились судьбы ее членов?

В 1916 году великая княгиня Елизавета Маврикиевна вместе с младшими детьми, Георгием и Верой, переехала в Мраморный дворец, оставив Павловский старшему сыну Иоанну. На это были две причины: Павловск был майоратом, то есть владением, переходившим от отца к старшему сыну; кроме того, дворец надо было постоянно отапливать, чтобы не портился мрамор, а вдове, не очень уже молодой женщине, следить за этим было труднее, чем князю Иоанну.

Октябрь 1917 года застал семью в Петрограде. Вдова с детьми оставалась в Мраморном до лета 1918 года, пока на втором этаже главного флигеля дворца не разместился один из большевистских комиссариатов. Тогда-то Елизавета Маврикиевна и поняла: надо уходить. Но куда? Большинство старых знакомых, которые не раз были гостями великокняжеской семьи, боялись приютить ее с детьми. Ведь они – Романовы! Но в конце концов нашлись добрые люди – Жеребцовы, жившие через дом от Мраморного дворца, которые дали кров несчастной женщине с детьми. Многие в те дни говорили Елизавете Маврикиевне: ей, немке по рождению, опасно оставаться в России, охваченной войной и революцией, надо уезжать. Но она давно полюбила эту страну всем сердцем! Здесь она многие годы была счастлива в браке, родились ее дети… И она, мягкая и уступчивая по натуре, вновь и вновь повторяла слова своего горячо любимого покойного мужа: «Когда Россия в нужде, русский великий князь ее не покидает». И добавляла от себя: «И русская великая княгиня тоже…»

Но жить в Петрограде становилось все опаснее. Георгию исполнилось 15 лет, выглядел же он старше. В любой момент его могли мобилизовать в Красную Армию или… еще хуже. Однажды ночью к ним пришли с обыском. Нужно было срочно что-то предпринимать.

Но все образовалось само собой. Шведский посол Брандстрём привез письмо от королевы Виктории, с которой Елизавета Маврикиевна дружила, с приглашением выехать в Швецию. Оформить необходимые документы помогли сотрудники посольства и протестантский епископ в Петрограде Фрейфельд. Через полтора месяца Елизавета Маврикиевна вместе с Георгием, Верой и детьми Иоанна и его жены Елены Петровны, Всеволодом и Екатериной, отправились на пароходе «Онгерманланд» в путешествие по Балтийскому морю. Их сопровождали ирландская бонна, управляющий двором великой княгини князь Шаховской с женой и камеристка Елизаветы Макрикиевны.

Каждый из пассажиров мог взять с собой один сундук с вещами, но вывозить из страны золото и серебро им запретили. На пристани внимательно осмотрели даже медную оправу очков маленькой княжны Веры. Там же какой-то незнакомец прошептал великой княгине по-французски, чтобы она не подписывала никакие бумаги: в них может быть ее смертный приговор. Пароход задержали из-за всех проволочек на два часа…

До Кронштадта их сопровождал какой-то комиссар. На следующий день в Ревеле поднялись на борт немецкого миноносца, который взял курс на Гельсингфорс. Вспоминает княжна Вера Константиновна:

На следующий день на два часа остановились в Мариагамме. Туда приехал представитель генерала Маннергейма, президента Финляндской республики, чтобы говорить с матерью. В финских шхерах стоял густой туман, и мы вместо четырех дней шли восемь. Провизия портилась, котлеты были сладкие. Раз во время обеда поднялась суматоха: задели якорем электрический кабель. С нами в первом классе был советский агент. Мы его прозвали – по одежде – Клетчатые Панталоны. Он, не стесняясь, говорил за столом, что, мол, «если бы не убили товарища Урицкого, этих поганых Романовых никогда бы не выпустили».

Наконец миноносец вошел в порт Стокгольма, где путешественников встречал шведский кронпринц…