К. Р. Баловень судьбы

…все собрание тетрадей моего дневника, которому быть хранимым неприкосновенно в библиотеке или архиве академии. Ни ближайшим моим родным, ни посторонним не предоставляю права читать мой дневник в течение девяноста (90) лет по моей кончине. По прошествии этого срока… дневник мой, частями или полностью, может быть напечатан…

Напомним читателям: срок неприкосновенности документа истек в 2005 году.

В ответ же на самоосуждение великого князя уместно, думается, привести мнение современника Константина Константиновича, замечательного доктора Боткина, который лечил в том числе и некоторых членов императорской фамилии: «Жестоко и несправедливо давать безобразные имена тому, что, в конце концов, является всего лишь капризом природы». Нелишне заметить, что мнение Боткина основывалось на его огромном врачебном опыте.

1 мая К. Р. в последний раз собрал в Павловске гостей на литературно-художественную встречу, во время которой были исполнены его поэтические и музыкальные произведения. «Как ни успешно прошло это литературное утро в артистическом отношении, но во время его все мы находились под гнетом какого-то тяжелого предчувствия…» – вспоминала актриса Мария Ведринская.

Последний раз Константин Константинович взял в руки дневник одиннадцатого мая – в Духов день. Он обрывается записью: «Нездоровилось. За день было несколько приступов спазматических болей в сердце, действующих удручающим образом на настроение. Несколько раз появлялась и одышка…» К. Р. пишет также об отце, вспоминает, что некоторые из его современников еще задолго до освобождения крестьян угадывали в нем «будущего большого деятеля». А рядом – впечатления о недавних театральных постановках, размышления о славных представителях своего рода. Как ни тяжела стала жизнь, уходить ему не хотелось…

Но судьба распорядилась по-своему, нанеся еще один сокрушительный удар. В двадцатых числах мая пришла скорбная весть о гибели любимого зятя – князя Константина Багратион-Мухранского, мужа дочери Татианы. Он пал смертью храбрых на поле боя…

Закончился май, наступало лето. Хотелось верить, что оно принесет облегчение, но… Предоставим слово княжне Вере Константиновне, которая была единственным свидетелем последних минут жизни великого князя Константина Константиновича:

Здоровье папа… в последние годы перед войной все ухудшалось. У него обнаружили грудную жабу. Приступы становились все чаще и сильнее…

2-го июня 1915 года, в Павловске, в своем кабинете, отец сидел в кровати и раскладывал пасьянс. В спальне мать примеряла летнее платье, собираясь в деревню. Я сидела в отцовском кабинете на диванчике и читала…

…я услышала, как отец стал задыхаться. Мне было тогда 9 лет, и я еще недостаточно отчетливо понимала характер болезни отца, но слышала о его припадках, а потому и поняла, в чем дело. В страхе стремглав бросилась я к матери, самостоятельно открыв тяжелейшую зеркальную дверь, и побежала через материнский будуар, через столовую, сени, в спальню.

«Папа не может дышать!» – в ужасе закричала я.

Меня сейчас же послали к камердинеру, чтобы немедленно вызвать врача. Однако он, видимо от испуга, не понимал меня, нервно смеясь, топтался на месте и ничего не предпринимал.

«Скорей, Аракчеев, скорее, папа плохо!» – кричала я, от волнения прыгая на месте и топая ногами. Но было уже поздно, все кончилось…