К оружию! К оружию! (пер. Н.Берденников под ред. А.Жикаренцева)

Он вернулся в мир чисел, настолько сложных, что у них не было значения, только промежуточная точка зрения. И продолжал замерзать в ожидании Смерти.

Достабль добежал до Гильдии Мясников мгновением позже Дуббинса. Огромные красные двери были распахнуты – явно пинком, – сразу за ними сидел на земле маленький мясник и потирал нос.

– Куда он направился?

– Туда.

А в главном зале Гильдии метался кругами верховный мясник Герхард Стелька. Уцепившись за кожаный передник и упершись ногами в могучую грудь мясника, Дуббинс умудрялся размахивать перед лицом Герхарда хорошо наточенным топором.

– Повторяю, либо ты немедленно отдашь мне его, либо я скормлю тебе твой же нос!

Толпа мясников-практикантов старалась не вмешиваться.

– Но…

– Не спорь со мной! Я – офицер Стражи.

– Но ты…

– Так, господин, последний шанс. Давай его сюда!

Стелька мученически прикрыл глаза.

– Но что тебе нужно-то?!

Толпа выжидающе затаила дыхание.

– А, – Дуббинс несколько пришел в себя. – Э-э… А я что, не сказал?

– Нет!

– Знаешь, я был твердо уверен, что сказал.

– Ты ничего мне не сказал!

– О. В общем, мне нужен ключ от склада фьючерсной свинины.

Дуббинс спрыгнул на пол.

– Но зачем?

Перед его носом снова замелькал топор.

– Я же просто спросил, – полным отчаяния голосом попытался оправдаться Стелька.

– Там замерзает до смерти мой товарищ по Страже, – сообщил Дуббинс.

Когда главные ворота наконец открыли, вокруг уже собралась целая толпа зевак. По камням мостовой со звоном запрыгали льдинки, и на улицу вырвался сверххолодный воздух.

Иней покрывал пол и ряды туш, следующих из настоящего в будущее. Тем же инеем была покрыта огромная, вмерзшая в пол глыба, очертаниями напоминающая Детрита.

Совместными усилиями глыбу вытащили на солнечный свет.

– А его глаза так и должны то зажигаться, то гаснуть? – осведомился Достабль.

– Детрит! – закричал Дуббинс. – Ты меня слышишь?

Детрит заморгал. По мостовой запрыгали льдинки.

Он чувствовал, как рассыпается в его сознании чудесная вселенная чисел. Температура, повышаясь, сжирала его мысли, как пламя огнемета – сугроб.

– Скажи же что-нибудь! – закричал Дуббинс.

Башни интеллекта, высящиеся в мозгу Детрита, горели и рушились.

– Эй, посмотрите-ка сюда! – воскликнул один из мясников-практикантов.

Внутренние стены склада были исписаны числами. По оледеневшим камням змеились уравнения, сложные, как нервная система. В какой-то момент математик перешел с чисел на символы, но вскоре и этого оказалось недостаточно. Скобки, словно клетки, заключали гигантские формулы, но сравнивать их с обычными математическими формулами было бы все равно что сравнивать город с картой.

По мере приближения к цели они становились все проще, однако за этой простотой скрывалась неимоверная, поистине спартанская сложность.

Дуббинс, не отрываясь, смотрел на ряды чисел и непонятных знаков. Он знал, что не сможет разобраться в них и за сотню лет.

Иней таял на теплом воздухе.

Когда стены закончились, уравнения переместились на пол. Змеящаяся дорожка шла к тому месту, где обнаружили тролля. Здесь все вычисления свелись к нескольким формулам, которые, казалось, двигались, сверкали и жили собственной жизнью. Это была математика без чисел, незамутненная, чистая, как молния.

В конце дорожки уравнений стоял очень простой знак: «=».

– Равняется чему? – в пространство спросил Дуббинс. – Чему?

Иней окончательно растаял.

Дуббинс вышел на улицу. Окруженный зеваками Детрит сидел в луже воды.

– Накройте же его чем-нибудь! – попросил Дуббинс. – Кто-нибудь, принесите одеяло!

– Ха! – хмыкнул какой-то толстяк. – Ищи дурака, а потом этим же одеялом нам накрываться? Это после тролля?!

– Хм, я тебя понимаю… – кивнул Дуббинс. Он бросил взгляд на нагрудник Детрита. Пять отверстий шли как раз на уровне головы гнома. – Э-э, слушай, могу я тебя попросить? Подойди-ка сюда, а? – окликнул он толстяка.

Тот подмигнул своим дружкам и неторопливо приблизился.

– Пожалуйста, обрати внимание на эти дырки в доспехах, – ткнул пальцем Дуббинс.

Себя-Режу-Без-Ножа Достабль отличался невероятными способностями к выживанию. Он предчувствовал неприятности, подобно тому как грызуны и насекомые чувствуют близящееся землетрясение. Дуббинс вел себя слишком уж вежливо. А если гном ведет себя вежливо, значит, он копит силы, чтобы потом вести себя очень скверно.

– Я… э… пожалуй, пойду, займусь своими делами… – пробормотал он и попятился.

– Лично я ничего не имею против гномов, – заявил толстяк. – Ну, то есть гномы, они ж почти люди. Только росточком не вышли. Но тролли – не-е-е-т… Они на нас совсем не похожи, верно?

– Простите, простите, дорогу, посторонитесь… – бормотал Достабль, перед тачкой которого люди расступались примерно с той же быстротой, как перед телегой-катафалком.

– Хорошая у тебя кофта, – заметил Дуббинс.

Тачка Достабля, накренившись, завернула за угол. Последние несколько ярдов она преодолела на одном колесе.

– Красивая кофта, – продолжал Дуббинс. – И знаешь, как с ней следует поступить?

Толстяк нахмурился.

– Снять немедленно и отдать троллю, – сказал Дуббинс.

– Ах ты, мелкий…

Толстяк схватил Дуббинса за кольчугу и дернул вверх.