К оружию! К оружию! (пер. Н.Берденников под ред. А.Жикаренцева)

Терри Пратчетт К оружию! К оружию!

Капрал Моркоу из Городской Стражи Анк-Морпорка (Ночная Смена) сел в ночной рубашке за стол, взял карандаш, послюнил грифель и начал писать:

«Дорогие мам и пап!

Пишу вам, патаму што случилось Событие, удостоенное Внимания – меня произвели в Капралы!!! Это значит Пять Долларов + к жалованию, а кроме таво, мне выдали кожанный колет с целыми двумя нашивками. И новый значок! Это Агромная ответственность!!! А все патаму, што у нас новые рекруты, патаму што патриций, который, как я уже ранее отписывался, является правителем города, недавно сказал, што Городская Стража должна отражать нашу Этнику, нечево накладывать грим на язвы…»

Моркоу задумался на минуту, наблюдая сквозь пыльное окошко спальни за лучами закатного солнца, что неторопливо скользили по речной глади. После чего снова склонился над листом бумаги.

«…Я не савсем До Конца ево понимаю, но думаю, это как-то завязано с Косметической Фабрикой Башнелома Громодава, да и язвов у нас нет, мы все чистые. А еще капитан Ваймс, о котором я вам часто отписывался, уходит ис Стражи, чтоб женится и Стать Изысканым Господином, и мы желаем ему только хорошего, он научил меня Всему, Што Я Знаю, не считая тово, чему я научился сам. Мы сбросились в складчину, штобы устроить ему Подарок-Сюприз, и, верно, купим ему адни из этих новых, недемонических часов, а еще сделаем на крышке надпись: «Часы От Старых Друзей На Часах» – это завется каламбур или Игра в Слова. Не знаю, кто станет новым капитаном, сержант Колон абещал подать в отставку, если назначат его, што же касается капрала Шноббса…»

Моркоу снова уставился в окно и честно попытался припомнить хоть что-нибудь положительное о капрале Шноббсе.

«…То он, как говорится, на своем Месте, а я в Городской Страже всего ничего. Астается только ждать…»

Как это часто бывает, все началось со смерти. И с похорон, состоявшихся ранним весенним утром, когда туман над землей был настолько густым, что водопадом сливался в могилу, поэтому гроб опускали в плотное, клубящееся облако.

Удобно устроившись на земляном холмике неподалеку, за происходящим безучастно наблюдала маленькая, пыльного цвета дворняга, воплощение всех известных и неизвестных собачьих болезней.

Многочисленные родственницы плакали. Лишь Эдуард, дон Муэрто, не плакал, и на то были три причины. Во-первых, он был старшим сыном – тридцать седьмым доном Муэрто, а благородным донам Муэрто не подобает лить слезы. Кроме того, в его кармане лежал новенький, еще пахнущий краской диплом, свидетельствующий о том, что Эдуард является наемным убийцей, а наемные убийцы не плачут при виде смерти. И в-третьих… Эдуард пребывал не в лучшем расположении духа. На самом деле он был в ярости.

В ярости от того, что вынужден был влезть в долги, чтобы устроить эти более чем скромные похороны. В ярости на погоду, на это кладбище, где обычно хоронили простолюдинов, на то, что слышный здесь городской шум ничуть не изменился, люди продолжали жить как жили. В ярости на историю. Так не должно было случиться.

Это несправедливо…

Он кинул взгляд в сторону нависшей над рекой громады дворца, и гнев его сфокусировался, превратившись в линзу.

Эдуарда послали в школу наемных убийц – единственная возможная карьера для людей, чье социальное положение много выше их умственного развития. Вот если бы его обучили на шута, он придумал бы сатиру и стал распространять о патриции опасные шутки. А если бы его обучили на вора[1], он бы пробрался во дворец и украл у патриция что-нибудь очень ценное.

Тем не менее… его послали в школу наемных убийц.

В тот день он распродал все, что осталось от наследства донов Муэрто, и вернулся в Гильдию Убийц.

На курсы усовершенствования.