Но и после этого, 2000 лет без малого, не внемля ничему ползет в грязи, лжи и своей же крови цивилизация, возводящая на Бога — Милостивого, Милосердного хулу напраслиной: «Бог предопределили непорочного Иисуса жертвенным бараном на распятие, потакая неверию и злопыхательству наших предков и нашей.»
Прокуратор, услышав, что Иисус обвиняется в хуле на Бога, выслушав объяснение Иисуса: «Моисей и пророки писали об этом страдании и воскресении Моем», — дважды предлагает иудеям: «Если эти слова хула, возьмите Его и по закону вашему судите.» После первого римского предложения судить по их закону, иудеи объясняют Пилату: «Того, кто хулит Бога, побивают камнями.» — Но намек не принят, и вторичный отказ римской власти принять дело о “богохульстве” к рассмотрению, приводит к тому, что кто-то из иудеев проболтался: «Мы хотим распять Его на кресте.»
Дошли ли эти слова из каких-то текстов на основе воспоминаний очевидцев, либо же они — позднейший плод умозрительной реконструкции прошлой исторической реальности авторами
Так или иначе, историческая правда (или ощущение истинной подоплеки дел, но без её понимания) в
Если бы первосященники-маги и их хозяева всё же нашли способ построить мистерию “казни-воскресения” вокруг “убийства” праведника побитием его каменьями, то это было бы воспринято толпой как одно из многих убийств на почве разнотолкования писаний и вероучения, которые были достаточно частыми для того, чтобы иудейская толпа к ними привыкла и перестала обращать на них внимание. Для всех же прочих обитателей Римской империи, оно бы прошло незаметно, поскольку было бы, заурядным во множестве, мелким внутрииудейским делом, которое, кроме самих иудеев, никому больше не интересно и никого, кроме них, не касается.
Но главное другое: иерархия посвященных для свойственных ей целей всё же стремилась
Иными словами, построение эгрегориальной религии и идеологического комплекса общеимперской значимости на основе традиционного для микроскопической Иудеи ритуала казни “вероотступников” — было невозможно. Участие Рима было необходимо для придания в последующем общеимперской значимости интерпретации происшедшего и толкованиям его со стороны легитимной правящей иерархии. А сам ритуал казни распятием, отвечающий всем потребностям инсценировки, был к тому же и государственной римской монополией в Иудее.