Говорят, есть такая наука – «теория катастроф». Я не берусь судить, насколько продвинулись математики, пытаясь взять на короткий поводок парадоксальную непредсказуемость Его Величества Случая, впрочем, одно я знаю наверняка, иногда этот шутник в лихо сдвинутой набекрень короне кладет человеку на плечо свою тяжелую руку и, оглянувшись, ты вдруг видишь его доброе, улыбающееся лицо.
– Ты готов?
И в полете на малой высоте у тяжелой винтокрылой машины вдруг отказывает двигатель…
– Ты готов?
И на последних каплях горючего, сплевывая кровь с прокусанных губ, ты пытаешься посадить вертолет на крошечный «пятачок» между камней…
– Ты готов?..
…Вертолет Кости Виноградова разбился на шестьсот километровой трассе между Дудинкой и Гыданской губой. Так называемый «северный завоз» девяносто шестого года был одним из самых нелепо организованных. Мы трижды, почти на бреющем, прошли трассу, но Костин «Ми-8» попал в пургу. Заснеженная тундра цепко держала свою тайну.
Через три дня охрипший от спирта и мата командир отряда Мишка Егоров вдруг сник и, казалось, постарел на несколько лет.
– Кто-то должен ехать к ней… – сказал он, стараясь не смотреть на наши лица.
Все знали, к кому и куда нужно было ехать. Костя Виноградов всегда носил в нагрудном кармане фотографию красивой женщины с огромными и веселыми голубыми глазами.
Люба поняла все и сразу. У нее вдруг задрожало лицо и молодая женщина без сил опустилась на диван. В крохотной комнате громко стучали часы, а на стене висела большая фотография улыбающегося Кости.
Может быть, нам нужно было сказать что-то еще, но мы с Сережкой топтались на пороге и рассматривали свои унты. Потом мы ушли…
В гостиничном номере Сережка сорвался. Он кричал про проклятую Гыданскую губу, про дураков-начальников и в кровь разбил кулак о стену.
Когда мы пили спирт, Сережка вдруг стал иронизировать над моей бородой. Он делал это всякий раз, когда злился на самого себя. Но я молчал… У Сережки были мокрые глаза и толстые, потерявшие привычную форму, губы.
– Суки, ах, какие же суки!.. – он ударил покрытыми ссадинами кулаком по столу. – Я не хочу и не буду больше камикадзе!
В последнем полете у нас с Сережкой полностью вышли из строя навигационные приборы и связь. Старенький «Ми-8» был слишком немощен, чтобы бросать вызов вечной тундре. Мы шли почти вслепую, пробиваясь через две бури: начинавшуюся снежную и магнитную, которая легко сводила с ума простенький компас.
Люба пришла к нам утром. У нее было бледное лицо и удивительно спокойные, но ставшие вдруг еще более огромными и светлыми глаза.
Сережка едва успел натянуть на себя одеяло, чтобы скрыть голые ноги.
– Я поеду с вами, – сказала Люба. – Я знаю, где Костя.
Она даже не посчитала нужным сказать, что Костя жив.
– Мы уже искали его, – сказал я.
– Значит, плохо искали. И вы не знаете, где он.
Я смотрел в глаза женщины и пытался найти в них признаки надвигающегося безумия. Но их не было…
Люба улыбнулась и сказала, что у меня очень красивая борода.
– Оборвать ему надо бороду эту… – проворчал Сережка. – Он с ней на святого похож. Во время слепой посадки неизвестно кому молиться, то ли Богу, то ли ему.
Люба улыбнулась Сережке и посмотрела на меня.
Я не знаю, как назвать то чувство, которое овладело мной в ту минуту: это была и растерянность, и надежда, и просто страх. Да, мы искали Костю с воздуха. Мы предположительно знали его маршрут, но пурга могла отбросить обессилевшую машину далеко в сторону. В поисках на земле нам могли бы помочь ненцы, но они уже ухолили с оленьими стадами на юг и не оглядываться назад. Их шаманы говорили, что смотреть на надвигающийся черный Север – дурная примета…
В кассе аэропорта сказали, что билетов до Норильска нет. Люба заплатила за билеты втрое. Она всегда оказывалась впереди нас и даже в Норильске спокойная и энергичная Люба, а не мы, договаривалась с местными вертолетчиками о полете в Дудинку.
Дома, в отряде, остался только Мишка Егоров. Он сидел за столом в огромной холодной комнате и бездумно смотрел в угол…
Люба сказала, что знает, где Костя.
Мишка усмехнулся и сказал:
– Вы говорите так уверенно, словно у вас есть карта, а на этой карте, в нужном месте стоит галочка.
Люба промолчала.
– Топлива только на один вылет, – сказал Мишка, стараясь не смотреть на Любу. Он, как и я, боялся столкнуться с безумием, а не с надеждой. – И у вас все-таки нет карты. Я уже сказал, что не могу на своей «восьмерке» шарить над тундрой. Но если вы найдете Костю, я вас вытащу хоть с того света. С ненцами можно договориться насчет оленей и проводников. Кстати, не оставляйте батарейки в рации… Они замерзнут.
Старик-ненец мотал головой, отказываясь идти навстречу полярной ночи. Сережка предложил ему целую ванну спирта. Но старик давно бросил пить и строго-настрого запрещал своим пятерым сыновьям прикасаться к спиртному.