О чем тогда подумал Костя?.. О «звездочке» на карте и о том, что ему придется пережить собственную смерть. В эту смерть должны были поверить мы, его друзья, но не женщина с огромными глазами в далеком городе.
Костя взял с собой все, что могло спасти его от холода и голодной смерти. Он хорошо помнил примерные координаты «звездочки» и прошел двадцать три километра до «Вороньего клюва»… Это был его крохотный шанс спасти жизнь, пережив собственную смерть.
– Но ведь это же все случайность! – я смотрел на Любочку и, все-таки понимая всю ее довольно простую логику, еще не мог поверить в нее. – Костя мог разбиться далеко от «Вороньего Клюва», ты могла выбросить листок с картой, забыть о нем… Да мало ли еще что могло произойти?!
– Ты знаешь, – Любочка виновато улыбнулась. – Однажды я поняла, что в мире нет ничего случайного… Ничего! Понимаешь?
Я рассказал эту историю Сережке и Мишке Егорову. Они выслушали ее молча и предложили выпить за второе рождение Кости.
Поздней весной, Сережка попытался вытащить из тундры неподготовленную группу геологов и пропал в районе большого Гыданского плоскогорья. Я и Мишка Егоров искали его неделю и четыре раза сажали вертолеты у «Вороньего клюва». Там, у «звездочки»… Но Сережки не было. Он выбрался сам к енисейскому заливу худой, оборванный, голодный и украшенный давно обещанной бородой.
Забирая его от рыбаков, злой как черт Мишка не выдержал и дал ему подзатыльник. Сережка чуть не подавился рыбой и удивленно посмотрел на командира. Мишка сказал ему, что мы ждали его у «Вороньего клюва» возле той самой «звездочки». Сережка виновато улыбнулся: такая простая мысль не приходила ему в голову.
Любочка оказалась права: ничего случайного в этом мире просто не существует…
Наташа ходила по комнате и терла щеку… Мысли молодой женщины были ужасно гордыми и мучительными. Мысли властно обнимали и грели, как гриппозный жар и, собственно говоря, если бы саму Наташу вдруг попросили сказать, о чем она думает, она вряд ли смогла ответить. Но молодая женщина наверняка припомнила как-то раз промелькнувший в телевизоре заносчивый заголовок: «Ее все предали, а она всем отомстила!..»
В высокомерном деспотизме странных мыслей – таком же неистребимом как потливость в простудной горячке, – определенно было что-то нехорошее и болезненное. Но Наташа ничего не могла с собой поделать: молодой женщине было приятно страдать и ей хотелось именно страдать, а не, допустим, мыть на кухне посуду. Наташка терла и терла щеку, щека стала совсем горячей, а от ногтей вдруг запахло свежим лаком.
Все началось вчера с утверждения подружки Ольки: «Если у мужа есть заначка, значит, он уже тебя не любит!» Наташка не стала возражать подруге и позже, весь вечер, сердилась на Мишку. Она молча смотрела, как ее муж ест ужин, затем как он смотрит телевизор, кормит рыбок в аквариуме, а в завершении всех дел возится со старым компьютером.
«Типичный одомашненный деспот!» – вынесла свое пренебрежительное заключение Наташка.
– Ты что дуешься, как мышка-норушка на крупу? – поинтересовался муж.
– Ничего! – отрезала Наташка. – И, кстати говоря, я не мышка!
– Правильно, – согласился муж и улыбнулся. – Ты – не норушка, ты – белая, домашняя мышка.
Короче говоря, вчерашний вечер получился молчаливо-мучительными. Наташка решительно прерывала все дальнейшие попытки мужа заговорить с ней.
«Нет, Олька все-таки не дура, – продолжала рассуждать про себя Наташка. – Она уже два раза разводилась, а я?!..»
Оля была одинокой и гордой женщиной. И Наташе то же вдруг захотелось стать такой.
«Если у Мишки есть заначка, я уйду к маме!» – наконец решилась она.
На секунду Наташка представила себе, как она – бледная, ужасно гордая и неприступная – стоит на пороге квартиры с чемоданом. Где-то там, на заднем плане, мелькнуло Мишкино лицо – не менее бледное, чужое и потеряно жалкое…
От письменного стола Мишки пахло сигаретами и еще чем-то неопределенно мужским.
«Дешевым одеколоном, наверное…» – недобро усмехнулась Наташка.
За пару минут молодая женщина обшарила все ящики стола, заглянула под крышку и даже попыталась поднять ее. Но тайного клада не было. Наташка довольно бегло осмотрела два подоконника и тумбочку с телевизором. Заначки не было и там…
Однокомнатная квартира вдруг показалась молодой женщине ужасно маленькой. Наташка подошла к шкафу. Бабушкин шкаф был еще более старым, чем письменный стол. Под его единственной, широкой дверцей располагались два выдвижных ящика.
«Нет, шкаф это место скорее для женской заначки, – подумала Наташка. – Я же каждый день в нем что-нибудь перекладываю…»
Она заглянула за шкаф. У нее тут же радостно и зло екнуло сердце – там, на полу, между стеной и шкафом лежал небольшой, зеленый рулончик, туго и густо перемотанный леской. Иногда Мишка ездил на рыбалку, и леска говорила о том, что это именно он, Мишка, обмотал загадочный рулончик.
Наташка просунула руку в щель между шкафом и стеной. Ей мешал изогнутый угол трубы отопления – гладкий и холодный металл сильно давил на локоть.